Конкурсный учебный проект Джек Лондон - неизвестный поэт

                                Конкурсный учебный проект "Джек Лондон - неизвестный поэт"

Содержание:

1. "Американская Мечта"

2. "Так я пишу с недавних пор..."

3. Джек - "вселенское зерно"

                                             «Американская мечта» 

Он был из тех, кто самой своей жизнью осуществил американскую мечту, поднявшись из низов к вершинам успеха, славы и преуспевания. К концу жизни он имел многое: имя, деньги, собственное ранчо в Калифорнии, яхту, на которой вместе с женой мог отправиться в очередное морское путешествие. Но все это не спасло его от смерти. Его жизненный путь окончился рано и трагически. Впрочем, жизнь Джека Лондона была насыщенной, плодотворной, интересной и напоминала захватывающую книгу приключений. А если учесть то, что он, как писатель, жил жизнью героев своих произведений, то в этом смысле, пожалуй, он прожил не одну жизнь. А начиналось все так.

Родился писатель в 1876 году (12 января). При рождении получил имя Джон Чейни, но восемь месяцев спустя, когда мать вышла замуж, стал Джоном Гриффитом Лондоном. Настоящего своего отца Джек не знал. Воспитывал его отчим - Джон Лондон, человек добрый, заботливый. О нем до конца своих дней Лондон сохранил самые теплые воспоминания. А вот с матерью Джеку не повезло. Флора Уэллман (так ее звали) была женщиной с тяжелым властным характером, к детям относилась равнодушно.

Лондон жил бедно, ему часто приходилось менять место жительства. Джек рано начал подрабатывать, помогая семье. У него было две сводных сестры, которых он любил, как родных. «Устричное пиратство» - достаточно опасное занятие. Лет в пятнадцать Джек настолько виртуозно научился ловить ракушки-деликатесы, что смог вернуть долги семьи и даже позволял себе выпить виски – иногда. Прослыл среди «коллег» самолюбивым, бесстрашным и отзывчивым парнем.

Отвага и ловкость Лондона-младшего бегут впереди него, и скоро он поступает в рыбачий патруль – организацию, хоть и под защитой закона, но крайне опасную для жизни. «Все будет хорошо, Джек», - примерно так утешал когда-то Лондон пасынка. Отчим не гнушался никакой деятельности – плотничал и фермерствовал, служил в полиции и сторожил магазины. Жизнь отличалась от нынешней натуралистичностью и простотой. И чтобы существовать, надо было работать. Поэтому, со временем, пасынок, называемый отчимом сыном, трудится на консервном заводе (по четырнадцать часов в сутки, за десять центов в час), «пиратствует»… Думал ли тогда Джек Лондон, что впереди – любовь к морю и первое плаванье к Японии, затем другая любовь – вначале, как к ремеслу, – журналистике. Это потом публицистика, писательство станут призванием. А тогда, после смерти Лондона-старшего пришлось совсем туго. «Только тот, кто голодал, может оценить по-настоящему пищу, только те, кто путешествовал на море или в пустыне, могут оценить питьевую воду, и только ребенок, одаренный богатой фантазией, может оценить те вещи, которых он был лишен в детстве», - так вспоминал о своей юности писатель…

После семи месяцев котикового промысла (ходил матросом) в Беринговом море Лондон вернулся домой. Однажды, как вспоминал писатель, «Сан-Францискская газета «Колл» назначила премию за описательный рассказ, и моя мать уговорила меня попытаться. Я так и сделал, взяв темой «Тайфун у берегов Японии». Очень усталый и сонный, зная, что на следующее утро нужно в половине пятого быть на ногах, я в полночь засел за рассказ и работал до тех пор, пока не написал двух тысяч слов - предельный размер для рассказа, - но тема моя была разработана только наполовину. На следующую ночь, такой же усталый, я продолжал работу и, написав еще две тысячи слов, рассказ закончил, а третью ночь занимался вычеркиванием лишнего, чтобы не отступать от условий конкурса. Первая премия досталась мне, вторую и третью получили студенты Стэндфордского и Берклейского университетов». Но дальше дело не пошло. Журналы отказывались его печатать. Джек устраивается чернорабочим на оклендскую электростанцию. Причем, работает за двоих.

В стране нарастал экономический кризис. Лондон влился в многотысячную армию безработных, а потом вообще очутился на социальном дне: стал настоящим бродягой. Что за натуры – эти художники! Любое отсутствие однообразия – счастье. Так и решил Джек. Улицы, витрины, прохожие, гул города, свечки зданий и над всем этим - прямоугольник неба, освещающий новый день… Подаяния у черного хода ресторана сменялись случайными поездками в вагоне товарного состава. Куда он ехал? Да так ли важно задумываться, когда ты еще молод? Зато в ночи вся земля – родной дом, и очередная история «из жизни» сочиняется на одном дыхании и откладывается в памяти – до поры до времени. (И даже побывав в тюрьме Лондон не растратил энергии и оптимизма, хотя тюремный опыт и открыл глаза на чудовищные пороки государства).

Время настанет – позже. А вначале неутомимая натура подвигает Лондона на новые свершения. Он возвращается в Сан-Франциско, в три месяца усваивает курс колледжа, сдает экзамены и становится студентом университета. В 1897 году устремляется в Клондайк - на золотые прииски. «По пути к заветной цели преодолевает, как и многие старатели, страшный Чилкутский перевал. Здесь пишет серию рассказов, после чего становится профессиональным писателем».

Дела писателя в ближайшие годы идут успешно. Он умеет недурно писать и так же недурно зарабатывать. Более того, автору многочисленных рассказов зарабатывать талантом нравится. Пропорционально известности растут и счета в банках. Правда, жизнь не всегда благосклонна к Лондону. Внезапно случается пожар. Дом в одночасье сгорает дотла. Жалкий, обгоревший остов особняка являл собой образ души Джека Лондона в тот период.

Болезни, тоска, разочарование опутали писателя безжалостными щупальцами. Алкоголь становится испытанным средством для забытья. Но лишь сводная сестра Элиза знала об основной, глубинной причине непрекращающегося опьянения: страхе сойти с ума. Творец и бытие, творец и человеческие пороки, творец и козни общества и судьбы – эти вопросы иссушали мозг, сгущали кровь. Мать находилась на грани сумасшествия и он не хотел закончить свои дни так же. Снова и снова умолял писатель сестру не отдавать его в клинику в случае помрачения его рассудка: «Обещай, что ты не отправишь меня в больницу. Обещай»! Умолял и не верил самым горячим заверениям и клятвам Элизы, что она всегда будет рядом…

Соединив желание писать и мечту о кругосветном мореплавании, в 1911 году Лондон с супругой отправляются к Соломоновым островам. Яхта «Снарк», стоимостью в десятки тысяч долларов ему по карману. За почти два года странствий Джек и его жена побывали во многих тихоокеанских уголках, преодолели тысячи миль водного пространства. Из-под пера художника выходит важнейшее его произведение – роман «Мартин Иден». «Мартин Иден» - квинтэссенция творчества Джека Лондона, горький пример того, как порядочный и честный герой, будучи постепенно «съеденным» обществом, становится конъюнктурным, «гладким» писателем. Да, человек «хотел взлететь в заоблачную высь, а свалился в зловонное болото». И вот «он тоскует о кубрике и кочегарке, как о потерянном рае». И, не найдя рая нового, а старый утеряв безвозвратно, Мартин Иден по-писательски вычеркивает себя из жизни реальной…

Периодически Лондон пытается убежать от себя. В 1912 году предпринимает на судне «Дириго» путешествие к Мысу Горн, в качестве военного корреспондента три месяца находится в пылающей оккупированной Мексике 1914 года. Домой возвращается совершенно разбитым и подавленным. «Я больше не думаю… о литературе как об искусстве. Я большой мечтатель, но мечтаю о своем ранчо, о своей жене. Я мечтаю об отличных лошадях и плодородной почве в графстве Сонома. И пишу я не для чего иного, а лишь для того, чтобы прибавить три-четыре сотни акров земли к моему великолепному имению. Я пишу рассказ лишь для того, чтобы на гонорар купить жеребца. Мой скот больше меня интересует, чем моя профессия. Друзья не верят этим моим словам, а между тем я абсолютно искренен… Для меня писание - легкий способ обеспечить себе приятную жизнь. Если бы я так не думал, мне и в голову не пришло говорить подобные вещи, ведь это будет напечатано. Я ничуть не кривлю душой, говоря, что моя профессия вызывает во мне отвращение. Каждый мой рассказ написан ради денег, которые он мне принесет. Я всегда пишу то, что нравится издателям, а не то, что мне самому хотелось бы написать. Я вымучиваю из себя то, что нужно капиталистическим издателям, а издатели покупают то, что котируется на рынке и что позволяет печатать цензура. Издателей не интересует правда».

Можно ли верить данным признаниям? Отчасти. Социалист и писатель-индивидуалист одновременно, Лондон превосходно умел именно «работать» прозу. Но как! «Сын Волка», «Зов предков», «Мужская верность», «Белый клык» с ненадуманной чистотой, безыскусностью натур слишком ярко и явно противоречили «подслащенному молочку жизненных иллюзий» американской литературы того времени.

В 1916 году Джека Лондона уже невыносимо утомляла ежедневная норма в тысячу слов и, «бывало, она стоила ему мучительных усилий». Многолетний внутренний конфликт завел писателя в непроходимую чащу, в тупик. Судебная распря с соседкой, не позволившая уехать, дабы развеяться, в Нью-Йорк явилась последним знаком судьбы. Лондон решил уйти из жизни. Все, что хотел, он сказал.

«Во вторник, 21 ноября, Джек… до девяти часов вечера мирно беседовал с глазу на глаз с Элизой.

- Вот ты вернешься, - сказала она ему, - а я уж и магазин построю, и товаров туда навезу, и школу отделаю. Выпишу учительницу - ну что там еще? Да, потом мы с тобой обратимся к правительству - пускай уж у нас откроют и почтовое отделение; поднимем флаг, и будет у нас здесь свой собственный городок, и назовем мы его «Независимость». Джек положил ей руку на плечи,грубовато стиснул и совершенно серьезно ответил:

- Идет, старушка», - и прошел в свой кабинет, а потом через террасу в спальню…

Утром Лондона обнаружили в бессознательном состоянии. «На полу врач нашел два пустых флакона с этикетками: морфий и атропин, а на ночном столике - блокнот, исписанный цифрами - вычислениями смертельной дозы яда.» Ночью тело кремировали, а «прах привезли обратно на ранчо Красоты». Всего две недели назад, проезжая с Элизой по величественному возвышению, Джек остановил своего коня: «Элиза, когда я умру, зарой мой пепел на этом холме». Элиза вырыла на холме яму, опустила туда урну с прахом и залила могилу цементом. Сверху установила громадный красный камень. Джек называл его «камень, который не пригодился рабочим».

Человек или художник – выбор нелегкий, выбор извечный. При том, если первый – цельный и честный, то второй обязательно захочет стоять вровень. А то и убьет первого. Человек-порыв Лондон так и не смог ужиться с респектабельным и невозмутимым Лондоном-автором. Долгая погоня за деньгами в противоборстве с отрицающей их душой бродяги и скитальца закончилась физической гибелью личности.

                                            «Так я пишу с недавних пор...»

Немало юношей пишет стихи. Не миновала «стихотворная лихорадка» и двадцатилетнего Джека Лондона, он охотно пробовал себя в поэзии. Собственно, с сочинения стихов и началась его писательская карьера. Джек нередко выступал с чтением стихов публично. С марта 1897 и по август 1899 года им были написаны пятьдесят два стихотворения, из которых увидели свет лишь пятнадцать, — в том числе и полюбившееся читателю тех лет ироническое “На заре” (об отвергнутой любви молочника) и одобренная критиками “Литургия о любви”.

DAYBREAK

The blushing dawn the easy illumes,

The birds their merry matins sing,

The buds breath forth their sweet perfumes,

And butterflies are on the wing.

I pause beneath the window high,

The door is locked, the house is guiet;

‘Tis there, abed, she sure must lie, −

To Wake her, -- ah! I’ll try it.

And pebbles hurtling through the air,

Strike full upon the window-pane,

Awaking her who slumbers there

With their insistent hurricane.

Ye gods! In my imagination,

The wondrous scene do I behold —

A nymph’s bewildered consternation

At summons thus so fierce and bold.

A moment passes, then I see

The gauzy curtains drawn aside,

And sweet eyes beaming down on me,

And then a window upward glide.

Fair as the morn, with rosy light,

She blushed with a faint surprise,

Then thinking of the previous night,

In dulcet tones she softly cries:

“It should have been put out by Nan,

But I’ll be down within a minute –

No, never mind, leave your own can,

And put two quarts, please, in it.”

НА ЗАРЕ

Зарёю рдеет небосвод −

И звёзд не видно боле.

Чуть слышный ветерок несёт

Медовый запах с поля.

Я под её стою окном.

Закрыты ставни прочно.

Она забылась сладким сном.

Пора будить. И срочно!

Бросаю камушки в окно −

Две-три минуту кряду.

Дремать, конечно, мудрено

Под эту канонаду!

Услышит нимфа этот стук?..

О, что за наслажденье −

Воображать её испуг

В минуту пробужденья!

Но вот она − О, ждать невмочь! −

Окошко распахнула.

Былую вспоминая ночь,

Легонечко вздохнула.

Как серна горная, стройна,

Лицом подобна розе,

Ко мне склоняется она…

Укор в её вопросе:

− А что, бутыль для молока

Не выставила Кэтти?

Так обождите же пока…

Или в свою налейте!

(Перевод: Маша Лукашкина )