Конкурсный учебный проект Джек Лондон - неизвестный поэт
Название проекта: Джек Лондон - "неизвестный поэт"
Разработчик проекта: Бураканова Анастасия - учащаяся 9 Б класса МОУ Гимназии им. Ф.К.Салманова
Сопровождал создание проекта: Учитель МОУ Гимназии им. Ф.К.Салманова Лопаревич Людмила Алексеевна
«Американская мечта»
Он был из тех, кто самой своей жизнью осуществил американскую мечту, поднявшись из низов к вершинам успеха, славы и преуспевания. К концу жизни он имел многое: имя, деньги, собственное ранчо в Калифорнии, яхту, на которой вместе с женой мог отправиться в очередное морское путешествие. Но все это не спасло его от смерти. Его жизненный путь окончился рано и трагически. Впрочем, жизнь Джека Лондона была насыщенной, плодотворной, интересной и напоминала захватывающую книгу приключений. А если учесть то, что он, как писатель, жил жизнью героев своих произведений, то в этом смысле, пожалуй, он прожил не одну жизнь. А начиналось все так.
I. Личная квалификация
Родился писатель в 1876 году (12 января). При рождении получил имя Джон Чейни, но восемь месяцев спустя, когда мать вышла замуж, стал Джоном Гриффитом Лондоном. Настоящего своего отца Джек не знал. Воспитывал его отчим - Джон Лондон, человек добрый, заботливый, покладистый (когда-то Джон остался вдовцом с двумя маленькими дочерьми). О нем до конца своих дней Лондон сохранил самые теплые воспоминания. А вот с матерью Джеку не повезло. Флора Уэллман (так ее звали) была женщиной с тяжелым властным характером, к детям относилась равнодушно.
Лондон жил бедно, ему часто приходилось менять место жительства. Джек рано начал подрабатывать, помогая семье. У него было две сводных сестры, которых он любил, как родных.
II. Ранние годы
«Устричное пиратство» - достаточно опасное занятие. Лет в пятнадцать Джек настолько виртуозно научился ловить ракушки-деликатесы, что смог вернуть долги семьи и даже позволял себе выпить виски – иногда. Прослыл среди «коллег» самолюбивым, бесстрашным и отзывчивым парнем.
Первая в жизни рубашка у мальчика появилась в восемь лет. Семья уже переселилась в Окленд – пригород Фриско (так до сих пор называют Сан-Франциско коренные жители). Юный Лондон разносил газеты за двенадцать долларов в месяц (параллельно посещая начальную школу и публичную библиотеку), а добыча устриц позднее привлекла его тем, что те же деньги, а то и большие, вполне по силам было сделать всего за одну ночь (иногда доход за ночь составлял 20-25 долларов, а при наличии своего ялика - и до 200). Хотя, главная причина «пиратства» состояла в том, что отчим попал под поезд и стал инвалидом. Впрочем, отвага и ловкость Лондона-младшего бегут впереди него и скоро он поступает в рыбачий патруль – организацию, хоть и под защитой закона, но крайне опасную для жизни.
«Все будет хорошо, Джек», - примерно так утешал когда-то Лондон пасынка. Отчим не гнушался никакой деятельности – плотничал и фермерствовал, служил в полиции и сторожил магазины. Жизнь отличалась от нынешней натуралистичностью и простотой. И чтобы существовать, надо было работать. Поэтому, со временем, пасынок, называемый отчимом сыном, трудится на консервном заводе (по четырнадцать часов в сутки, за десять центов в час), «пиратствует»… Думал ли тогда Джек Лондон, что впереди – любовь к морю и первое плаванье к Японии, затем другая любовь – вначале, как к ремеслу, – журналистике. Это потом публицистика, писательство станут призванием. А тогда, после смерти Лондона-старшего пришлось совсем туго. «Только тот, кто голодал, может оценить по-настоящему пищу, только те, кто путешествовал на море или в пустыне, могут оценить питьевую воду, и только ребенок, одаренный богатой фантазией, может оценить те вещи, которых он был лишен в детстве», - так вспоминал о своей юности писатель…
Человек или художник – выбор нелегкий, выбор извечный. При том, если первый – цельный и честный, то второй обязательно захочет стоять вровень. А то и убьет первого. Человек-порыв Лондон так и не смог ужиться с респектабельным и невозмутимым Лондоном-автором. Долгая погоня за деньгами в противоборстве с отрицающей их душой бродяги и скитальца закончилась физической гибелью личности.
«Так я пишу с недавних пор...»
Немало юношей пишет стихи. Не миновала «стихотворная лихорадка» и двадцатилетнего Джека Лондона, он охотно пробовал себя в поэзии. Собственно, с сочинения стихов и началась его писательская карьера. Джек нередко выступал с чтением стихов публично. С марта 1897 и по август 1899 года им были написаны пятьдесят два стихотворения, из которых увидели свет лишь пятнадцать, — в том числе и полюбившееся читателю тех лет ироническое “На заре” (об отвергнутой любви молочника) и одобренная критиками “Литургия о любви”.
DAYBREAK
The blushing dawn the easy illumes,
The birds their merry matins sing,
The buds breath forth their sweet perfumes,
And butterflies are on the wing.
I pause beneath the window high,
The door is locked, the house is guiet;
‘Tis there, abed, she sure must lie, −
To Wake her, -- ah! I’ll try it.
And pebbles hurtling through the air,
Strike full upon the window-pane,
Awaking her who slumbers there
With their insistent hurricane.
Ye gods! In my imagination,
The wondrous scene do I behold —
A nymph’s bewildered consternation
At summons thus so fierce and bold.
A moment passes, then I see
The gauzy curtains drawn aside,
And sweet eyes beaming down on me,
And then a window upward glide.
Fair as the morn, with rosy light,
She blushed with a faint surprise,
Then thinking of the previous night,
In dulcet tones she softly cries:
“It should have been put out by Nan,
But I’ll be down within a minute –
No, never mind, leave your own can,
And put two quarts, please, in it.”
НА ЗАРЕ
Зарёю рдеет небосвод −
И звёзд не видно боле.
Чуть слышный ветерок несёт
Медовый запах с поля.
Я под её стою окном.
Закрыты ставни прочно.
Она забылась сладким сном.
Пора будить. И срочно!
Бросаю камушки в окно −
Две-три минуту кряду.
Дремать, конечно, мудрено
Под эту канонаду!
Услышит нимфа этот стук?..
О, что за наслажденье −
Воображать её испуг
В минуту пробужденья!
Но вот она − О, ждать невмочь! −
Окошко распахнула.
Былую вспоминая ночь,
Легонечко вздохнула.
Как серна горная, стройна,
Лицом подобна розе,
Ко мне склоняется она…
Укор в её вопросе:
− А что, бутыль для молока
Не выставила Кэтти?
Так обождите же пока…
Или в свою налейте!
(Перевод: Маша Лукашкина )
ЗАШЁЛ и ВЫШЕЛ (Триолет)
Я вышел на минуту −
А он ко мне зашёл,
Желая выбить ссуду!
Я ж − вышел на минуту…
Вовеки не забуду,
Что он ни с чем ушёл!
В счастливую минуту −
Он вышел, я зашёл.
In and Out
When he came in
Why, I was out;
To borrow some tin
Was why he came in,
And I had to grin,
For he went without;
So I was in
And he was out.
СОН ЗОЛОТОИСКАТЕЛЯ
Искателю золота снится еда −
В Клондайке, что снегом по грудь занесён.
Голодного Грёзы влекут в невода −
И он погружается в сладостный сон.
Он видит: родные сидят у огня,
А слуги жаркое на стол подают.
Он стонет: «О сколько еды для меня!
О сколько бы съел оказавшийся тут!»
Фантазия нежно над спящим кружит
И встать принуждает с лежанки сырой.
А Голод плетёт и плетёт миражи
И гонит туда, где съестное горой:
Телячьи котлетки, свиное филе,
Дымящийся кофе, ломти пирога…
Там стоит моргнуть − и тотчас на столе
Появятся суп и баранья нога.
Дрожат его руки… Молитву прочтя
− О есть ли счастливее кто на земле! −
Он водит глазами вокруг, как дитя.
И вот, наконец, выбирает филе.
Слюна наполняет ввалившийся рот.
И челюсти ходят и ходят во сне.
И то ли бормочет он, то ли жуёт…
«Господь милосердный! Ты добр ко мне!»
… Что значит тот шорох, прорезавший Тьму?
Чьё чавканье жадное метит в висок?
Собака… Да полно! Не мнится ль ему?..
Собака в углу доедает кусок.
Хватая ружьё, он бросается к ней.
О, хитрая тварь, подстерегшая Ночь!
Собака, однако, проворней, умней.
С куском солонины уносится прочь.
Украден кусок − и котомка пуста.
О как же он плачет, о как же он сник!
Последний кусок − он исчез навсегда.
Сухие бобы − много ль проку от них?
Бедняга, − увы!.. Обманул тебя Сон.
Что толку взывать к равнодушной Судьбе!
Где та лососина, паштет и бекон?
И где тот Пирог, столь желанный тебе?
Октябрь 1898
THE KLONDYKER'S DREAM
In slumbers of midnight the Klondyker lay;
The snow was fast falling, the cold was intense;
But weary and hungry, his cares flew away,
And visions of dinners were calling him hence.
He dreamed of his home, of the dining-room table,
And servants that waited his every behest;
He longed 0 to eat, to eat all he was able,
For ah! of all dreams he had dreamed 'twas the best.
Then Fancy her marvelous miracles wrought,
And bade the thin starved one get out of his bed;
The Klondyke he left far behind him, he sought
The place where the hungered could always be fed.
He came in good season, the table was laid;
The rich, fragrant coffee was steaming and hot;
The pastries and puddings were there all arrayed;
The beefsteak was done, aye was done to a dot.
His fingers were trembling, so rich was the fare,
And when Grace was ended he murmured Amen!
And took, of all dishes, the beefsteak so rare;
Ah! he was the happiest man of all men.
The jaws of the sleeper are moving with joy;
Food quickens his palate, his hardships seem o'er;
A feeling of plenty steals over the boy—
"0 God! thou hast fed me, I ask for no more."
Ah! whence is that form which now bursts on his eye?
Ah! what is that sound that now catches his ear?
"Tis the dog of the Klondyke thieving so sly!
"Tis a crunching of jaws, a crunching quite near!
He springs from the blankets, he seizes his gun;
Gaunt Famine confronts him with images dire;
But out of the tent goes the dog on the run,
For well he knows when it's time to retire.
The last piece of bacon is gone from the sack;
He weeps, 0 he weeps, for he knows what it means;
The last piece of bacon — 'twill never come back;
Henceforth his diet must be sour bread and beans.
0 'Klondyker, woe to thy dreams of good fare!
In waking they left thee, they left on the fly;
Where now is that beefsteak so juicy and rare;
The coffee, the pudding, the pastry and pie?
