Образ Зины Москалёвой
Образ Зины Москалевой на фоне «хора мордасовских дам».
Уже в сравнительно ранней повести Достоевский ос¬ложнил человеческую комедию трагическим мотивом, имевшим особое значе¬ние для его последующих произведений. Этот мотив связан прежде всего с фигурой Зины Москалевой и тем, как она сознает свое положение. Портрет Зины, данный повествователем, выделяет ее из мордасовского общества и показывает отношение к ней повествователя: «Это одна из тех женщин, которые производят всеобщее восторженное изумление, когда являются в обществе. Она хороша до невозможности: росту высокого, брюнетка, с чудными, почти совершенно черными глазами, стройная, с могучею, дивною грудью. Ее плечи и руки – античные, ножка соблазнительная, поступь королевская.. Выражение ее серьезно и строго. Мосье Мозгляков как будто боится ее пристального взгляда; по крайней мере, его как-то коробит, когда он осмеливается взглянуть на нее. Движения ее свысока небрежны»[Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 17-ти томах. - Л.: «Наука», 1972. - С. 304]. Повествователь отмечает, что «Зину ненавидели почти еще больше Марьи Александровны». Мордасовским дамам была неприятна ее красота, но больше всего их раздражала непохожесть Зины на них, она была (в отличие от Марьи Александровны) «не своего поля ягода»: «Была она этим людям как-то не пара, не ровня и, может быть, сама не замечая того, вела перед ними невыносимо надменно» ` [Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 17-ти томах. - Л.: «Наука», 1972. - С.337]. Ее волевой, строгий характер проявляется и в речи. Повествователь подчеркивает это следующими комментариями: «отвечала она голосом твердым и строгим», «вся эта речь была произнесена сухо, твердо и без запинки, как будто заранее заученная». Зина не одобряет искусственное, напыщенное красноречие матери: «Зина с удивлением слушала всю эту длинную декламацию, отлично зная, что маменька никогда не впадет в такой тон без причины» (Достоевский, 324); « - Маменька, - сказала она, предупреждая Марью Александровну, - сейчас вы истратили со мною много вашего красноречия, слишком много. Но вы не ослепили меня» [Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 17-ти томах. - Л.: «Наука», 1972. - С.330].
Но Зинаида еще не совсем отдалена от интриг, сплетен, мнений мордасовских дам. Несмотря на свою гордость, строгость и твердость характера, Зина позволяет себя использовать как марионетку в «театральной постановке» своей матери. Но хотя Зина и принимает грязные условия, которые диктует ей жизнь, она сохраняет нравственное чувство и сознание своего человеческого достоинства даже в падении: «Оставшись одна, Зина долго ходила взад и вперед по комнате, скрестив руки задумавшись…Не раз слезы блистали на ее длинных шелковистых ресницах. Она и не думала отирать их, - останавливать» [Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 17-ти томах. - Л.: «Наука», 1972. - С.334].
Зинаида не остается безмолвной куклой в руках Марьи Александровны и не опускается до уровня мордасовского общества. Драматическое покаяние Зины перед князем К. в присутствии всех гостей служит своеобразной куль¬минацией этой темы в повести: « Да, мы обманули вас обе, князь: маменька тем, что решилась заставить вас жениться на мне, а я тем, что согласилась на это…Вас - слабого, беззащитного – облапошили из – за вашего богатства, из – за вашего княжества. Всё это было ужасно низко, и я каюсь в этом» [Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 17-ти томах. - Л.: «Наука», 1972. - С.386].
В чувствах Зины Москалевой, кроме того, повествователь увидел сострадание к старому человеку, которого пытают¬ся обмануть, пользуясь его слабостью. Этим признанием Зина порывает все связи с «мордасовским хором», она приобретает свой собственный голос, свое мнение и теперь не боится выразить его вслух. Это замечает и сам повествователь: «Все гостьи как будто оцепенели и слушали, выпуча глаза. Неожиданная и совершенно непонятная им выходка Зины сбила их с толку» (Достоевский, 386).
Речь Зины поразила всех своей откровенностью и смелостью. Обращалась она к маменьке (оправдывая ее поведение материнскими чувствами), к князю (прося прощение за весь этот фарс), к Мозглякову (обвиняя за предательство). Ее речь не была конкретно обращена к мордасовским дамам, но косвенно она была направлена против них: «… я не хочу более молчать перед этими людьми, мнением которых презираю и которые приехали смеяться над нами! Я не хочу сносить от них обид; ни одна из них не имеет права бросить в меня грязью».
