Кулаков, Алексей Иванович. Заледеевское повествование

Муниципальное образовательное учреждение Гремучинская средняя общеобразовательная школа № 19 детская организация «Школа + Я»

Руководитель организации - участника Директор школы Федорова Раиса Ивановна

Руководитель детской организации Герасимова Альбина Анатольевна

«От писателя остаются книги, от художника - картины, от каждого яркого думающего учителя должен остаться его неповторимый опыт. Как история литературы не существует вне конкретных имён, так и педагогика- это, прежде всего люди, в ней растворимые», - писала Л.Ф. Кабо.

Ветеран Великой Отечественной войны, орденоносец, награждённый множеством медалей Великой Отечественной, Кулаков Алексей Иванович в 1973 году стал директором Гремучинской средней школы. Историк по образованию, уроженец деревни Заледеево, одной из старейших деревень на Ангаре, патриот своего родного Красноярского края, историю которого он знал и любил не по вузовским лекциям, по сути, историю эту, вернее её часть он создавал сам, любящий свой край, его людей, Алексей Иванович стал неоценимой находкой для школы. В местной газете «Ангарская правда» он опубликовал цикл статей, по которым можно изучать историю Приангарья, историю отдельных семей местных жителей, это есть своеобразный дневник для потомков. Алексей Иванович встречался со своими учениками не только на уроках, но и организовывал походы и экскурсии по селам и посёлкам Приангарья, изучая историю родной земли и прививая детям любовь к ней.

В школе и в ДК, на встречах ветеранов, рассказывал о войне, о которой он знал не понаслышке, не приукрашивая событий, но всегда делая упор на память людскую и на уроки истории, о которых мы не вправе забывать. Именно поэтому он оставил значительный след в сердцах детей и как теоретик, и как практик патриотического воспитания в педагогическом коллективе школы. Все семейные и военные реликвии он передал в Богучанский краеведческий музей имени А.Андона, который, к сожалению, сгорел.

Поэтому мы можем предоставить только ксерокопии данных документов.

Заледеевское повествование

Всем, что есть в нас хорошего и плохого, мы обязаны нашим предкам. От них мы унаследовали характер, волю, чувства, нрав, талант. Есть неписаные законы, по которым мы любим, ненавидим, исполняем долг, идем к заветной цели, радуемся. Во всем этом мы сильны, по-моему, настолько, насколько эти чувства смогли передать нам предки.

Известно, что в некоторых семьях родословная известна чуть ли не до десятого колена. Сожалею, что у нас память не уходит в глубь веков. Но и того, что знаю я, мои дети, достаточно, чтобы судить о нашей родословной.

Родился я, Алексей Иванович Кулаков, в деревне Заледеево, что на сотню километров вверх по Ангаре от районного центра. Произошло это величайшее для меня событие в 1922 году. Восьмой десяток мне идет. Давно не живу в своей деревне, а она и сегодня дорога для меня. И не могу я сказать ей хвалебное слово. Милая моя заледеевская улица, улица моего детства! Сколько времени прошло с тех пор, как ушел я из родительского дома, оставив тебя навсегда, но в памяти моей ты по - прежнему жива, и я отчетливо вижу тебя: деревянную, с разноцветными оконцами, нестройными рядами крыш и дворов. Слышу твои гармонные переливы, вижу шумные праздники, посиделки, вечерки. Помню лукавых, бойких ребят – Алешку Федотовых, Илюшу Сидоровых, Мишку Бузиных. Горластых, языкатых девчат – Верку Ивашковых, Катьку Карпухиных, Маруську Падагиных. Вижу сходки соседних улиц, когда всю ночь кипят неуемные игрища – хороводы. Не могу забыть твои детские забавы: весной – игра в бабки, лапту, в классики, ходули. Летом – первые пенистые дождевые лужи, по которым мы, ребята, закатав штаны, шпарили, сверкая пятками.

Улица – школа. Просто так, незаметно, по ней не пройти. Тебя все равно увидят люди, окинут взглядом с ног до головы и сразу определят, хорошо идешь или что-то не так у тебя на душе. По глазам узнают, какое у тебя настроение. Ты перед улицей, как перед родной матерью, весь на виду. Если честен – улица порадуется за тебя. Если подрастерял честь и совесть – строго осудит, окатит недоверием, а то и совсем отвернется – не в радость жизнь станет.

Улица учила меня работать. Плохо сделал дело – увидят люди, засмеют. Прячься лучше, не выходи со двора. Хорошо – значит, о тебе с гордостью заговорят родители, похвалят соседи. Работа являлась мерилом всякого поведения и воспитания на улице. Вот какая моя деревня, мое родное Заледеево!

Расположена она прекрасно: в устье реки Чадобец, на правом ее берегу. Прекрасные пашни и сенокосы опоясывают деревню. Совсем рядышком раскинулась домашняя Елань, огромная, на 800 гектаров. Около 300гектаров пашни находится в 9 километрах от деревни, в урочищах Оголеево и Макруша. Прекрасные сенокосные угодья раскинулись по берегам Ангары и на островах Еловый, Щабарь, Большой, Токовый. А подальше, в 30километрах от деревни, в пойме реки Чадобец, в урочище Немба, в живописных местах накашивали, помню, до тысячи центнеров сена. А рыбы и ягоды в этих местах было видимо – невидимо. Ну а гордостью заледеевцев был, конечно, луг для выпаса скота – целых 100гектаров!

Из истории. Заледеево – старинное село, основанное в 1620 году. До коллективизации хозяйство было почти натуральным. Жители с давних времен занимались хлебопашеством, охотой, рыбалкой. До раскулачивания, черной страницы истории, Заледеево насчитывало 105 дворов, 600 жителей. А двенадцать лет спустя, накануне войны, дворов уже было только 65, а жителей – 270. Лишенцы

Родом я из большой крестьянской семьи. У каждой семьи в деревне было прозвище, видимо, потому, что фамилии в основном одинаковые, и надо было как-то отличить одну семью от другой. Так вот у нашей семьи было уличное прозвище – Гордеевых, данное, наверное, по прапрадеду Гордею. К концу двадцатых годов в семье нашей было 17 человек, из них шестеро мужиков: три брата – Никандр, Иван, (мой отец), Николай, дед Савелий, прадед Степан и его брат Егор. В хозяйстве было шесть коров, телята, 18 овец, засевали 15-18 десятин земли. Были у нас жатка и молотилка.

В двадцать седьмом году моего отца отделили с дедом Егором, стала наша семья жить отдельно. А через два года пришла беда.

Первыми попали под раскулачивание самые трудолюбивые крестьяне, нажившие нехитрое, по сегодняшним меркам, богатство собственным, до седьмого пота трудом. 15 семей в Заледеево стали «лишенцами» – раскулаченными, лишенными право голоса. Попали под раскулачивание оба моих дяди, родные отцовы братья. И началась благодатная жизнь у комбедовцев, активистов, коммунистов и комсомольцев. Теперь у них, до того бедствовавших, всего стало вдоволь. И прежде-то они себя особо физическим трудом не обременяли, а теперь и вовсе перестали трудиться как крестьяне. Вот, например, какой разговор вели меж собой два председателя комитета бедноты из Заледеево и Чадобца Кузя и Андрияша: «глянь, Кузя, до какой мы жизни-то дожили – сметану ложкой с хлебом».

И начали активисты нового строя организовывать колхоз. Сгоняли в общее стадо коров, на общую конюшню - лошадей. Ходили слухи, что и людей скоро начнут сгонять в одно помещение и все будут спать под одним одеялом. Видя, как решительно, не считаясь ни с чем, ни с кем, активисты забирают чужое добро. Многие верили, что столь же решительно будут загонять в одно помещение всех жителей деревни. Было, конечно, страшно.

Что винить того, кто искренне верил, что с колхозами жить будет веселее. Да только для них, самых бедных в деревне, недолгой была колхозная благодать. Как-то все вдруг стало стремительно валиться вниз: участился падеж скота, понизилась урожайность зерновых. Колхозники стали ходить к общему амбару с котомочками, получать по 5-7 кг муки для семьи на неделю. А организаторы-активисты колхоза разбежались, как крысы с тонущего корабля. Одно дело - отбирать да делить чужое, другое – самим создавать материальные блага. Тут попотеть надо. И досталось это дело, ставить на ноги колхоз, мужику-середняку, вроде Семена Ивановича, Михаила Иннокентьевича, Дениса Терентьевича и подобным им трудягам.

А раскулаченные в это время рвали жилы, пытаясь уберечь от голода и холода детей на безжизненных болотах, на появлявшихся в те годы плотбищах. Жилось им тяжело не только из-за физических невзгод. Над ними всячески издевались, но в 30-е годы это было нормально: «Это кто там по реке-то плывет – люди али лишенцы?» Лишенцы. Вот он неологизм советской поры!

Несмотря на нечеловеческие трудности, выпавшие на их долю, лишенцы выжили, хотя и с большими потерями. Они выжили и стали жить куда лучше тех, кто их когда-то раскулачивал. Да, впрочем, иного и быть не могло: ведь они были трудягами по совести, а не по принуждению. У нас в Заледеево жил Исаак Нестерович. Было у него семеро сыновей. Один к одному – трудяги. Они не те лентяи-бедняки, про которых говорили, что в любую пору года спят до тех пор, пока солнце в жопу не упрется. Нет не такими были Исаковы сыновья – в летнюю пору по холодку поохали, а днем рубили избы и амбары.

Родители

Мать моя Ульяна Иннокентьевна выросла в большой крестьянской семье. Ее мать, а моя бабушка Мария Алексеевна выносила 22 ребенка. Выжило восемь сыновей и четверо дочери. Кстати сестра моего прадедушки по отцовской линии Лукерья, родила 27т детей. В живых у нее осталось только два сына.

Отец мой Иван Савельевич Кулаков 1900 года рождения был невысокого роста, имел мягкий характер, не любил многословить. С детства он любил лошадей, был лихим наездником. Всю свою не долгую жизнь занимался хлебопашеством. Был настоящим трудягой.

Накатили на нашу деревню – сперва раскулачивание, а потом и более серьезные репрессии. 1930 году моего отца и двух его братьев арестовали. Увезли в Красноярск. Судила их тройка. Присудила по печальной знаменитой 58-й статье к расстрелу.

Месяц они седели в одиночных камерах, ожидая исполнения приговора. Но расстрел в конце концов заменили 10 годами каторги. В 1934 году отец и его младший брат Никандр пришли домой, а старший Николай там и погиб в лагерях.

Да страшное это было время. Ведь не даром даже в середине тридцатых годов пробивались мысли что «Сталина-то самого надо расстрелять из поганого ружья». Этот изверг наверное не раз уже перевернулся в гробу за свои злодеяния перед человечеством. И уместно думаю вспомнить слова М.Ю.Лермонтова: « Но есть и божий суд наперсники разврата…». Много еще лет пройдет целых два десятилетия, прежде чем правда о Сталине и его злодеяния будут высказаны вслух.

Много черных дней выпало на долю моего тихого, спокойного, работящего отца. Вернулся он домой и сразу включился в колхозную работу. Был машинистом на жатке. Потом в Богучанах закончил курсы на машиниста молотилка «БДО» «МК-1100» - в то время это было новейшая техника на Ангаре. И, кажется все мало-помалу стало налаживаться и в колхозе и в нашей семье. Жить бы да жить.

И вот – 22 июня 1941 года. Снова черная дата – грянула война, и началась мобилизация за мобилизацией. И полились рекой людские слезы. И не одной семьи не обошло горе людской-гибели родных и близких.

Я ушел в действующую армию в марте 1942 , а в августе забрали отца. Встретились мы с ним в военном лагере города Канска. Отсюда я провожал его на фронт. На прощание он сказал мне: «Береги себя сынок, не подведи нашу фамилию». И пошел от меня вытирая слезы. Так мы распрощались с ним навсегда.

У меня помню, возникла мысль пойти вместе с отцом на фронт. Но тревожные мысли останавливали. Думалось если что – каково будет отцу хоронить единственного сына или сыну своего отца. Страшно.

С фронта отец написал: « Здравствуй дорогая жена Уля! Во первых строках моего письма крепко тебя целую, так что я от тебя далеко и шлю тебе свой пламенный привет. Живу пока хорошо. Питаемся досыта, одеты тепло. Живем весело, живем в лесу. Скоро пойдем на веселое место, пиши где будет находиться Алеша. Уля, перевел тебе 100 руб. извини что долго не писал, время нету и света тоже нету. Пишу у печки ночью, а днем все занимаемся. Учусь на минометчика, так что учиться тяжело, но время немного будет учиться, скоро будет результаты. Писал 22.12.42г. Полевая почта, часть 380.

И результат не замедлились сказаться. Мама вместо письма получила извещение: «Ваш муж красноармеец Кулаков Иван Савельевич уроженец Красноярского края Богучанского района д. Заледеево в бою за социалистическую Родину вести 30.12.42г. Вот так, без знаков препинания, по привычному казенному трафарету было составлено это извещение.

Моя мама на 25 лет пережила отца. Умерла она в 1967г. в деревне Чадобец, похоронена на родовом кладбище в деревне Заледеево. Вот собственно и все что осталось в помять о моих родителях. И еще: Я помню руки матери моей

Хоть нет ее давно на этом свете

Я рук не знал нежнее и добрей

Чем женские мозолистые руки.

Я помню руки матери моей

Что утирали слезы мне когда-то

И приносили мне с полей все

Чем в краю родном земля богата.

Я помню руки матери моей

И ласки редкие мгновенья

Я становился лучше и добрей

От каждого ее прикосновенья

Я помню руки матери моей

Широкие шершавые ладони

Они что ковш: приникни к ним и пей

И нет источника бездомней.

Я помню руки матери моей

И я хочу чтоб повторять

Натруженные руки матерей

Святее вас нет ничего на свете!

А пращура звали Тимофей

Что мне известно о предках по отцовской линии? Самый дальний известный нам предок, наш пращур родился в 18 веке. Звали его Тимофей. К сожалению ни отчества, ни дат его рождения и смерти установить не удалось. Одно только известно, что Тимофей был приемным сыном, из Яркино. Видимо жил он долго, мои предки все были долгожителями. Отца правда не стало когда ему было всего 42 года. Но тут дело особое –война оборвала его жизнь. А его отец , мой дед Савелий Степанович прожил 80 лет (1968 – 1948гг.) Прадед Степан Гордеевич жил 90 лет. Он родился в год смерти Пушкина, в 1937году, умер в 1927году. Его отец Гордей Тимофеевич родился в 1807 году, а умер в 1898году, 91 год прожил мой прапрадед. Дольше всех из известных нам в роду.

Дед мой Савелий Степанович как я его помню был невысокого роста с окладистой бородой. Был он вечный трудяга, всю свою жизнь связан с землей. Все думал о завтрашнем дне, чтоб детям было чем помочь, все копил для них, все скреб в дом. И наскреб – раскулачили. Понял: при новой жизни хорошо работать да быть богатым нельзя. Каково это было осознавать, если в жизни одна была радость – труд по совести, по велению души.

Дед не ругался нецензурным словом. Любое его ругательное слово было «горячка». Такое вот прозвище он и получил когда был в ссылке. Я помню как любил он песню:

Скажи, скажи моя Марусенька

Не утаи моя любушенька

Ну какие у тебя были гости без меня

А мойор-то был смоленский

А государь Преображенский

И поручик – голубчик

Ну что у тебя гости пили без меня

А государь – то наливочку

Майор – то водочку

А поручик – голубчик

Пил шампанское со мной

Ты скажи моя Марусенька

Не утаи моя любушенька

Ну где ж без меня спали гости у тебя

Майор –то спал с нянечкой

Государь – то спал с мамочкой

А поручик – голубчик

Спал в спальне со мной

Ты скажи моя Марусенька

Не утаи моя любушенька

Ну чем же тебя гости одарили без меня

Майор –то да целковый

Государь – то дал трехрублевый

А голубчик – поручик

Дал червонец золотой.

Властная бабка Елена

Всю жизнь мой дед прожил с супругой Еленой Алексеевной. Ох и властная была женщина! Всю семью держала в строгости. Семеро детей у них было: Марина, Дарья, Шура, Мария, Никандр, Иван, Николай. Сейчас в живых осталась только Дарья 1907года рождения. Детей своих Елена Алексеевна женила и выдавала замуж только по своему усмотрению, по этому некоторые всю жизнь были не довольны ею.

Драматическая ситуация случилась перед женитьбой у моих будущих родителей. Но бабушка Елена не хотела этого брака. И маму просватали в деревню Климино. Все было сделано против ее воли. К счастью влюбленных к этому времени пришел с охоты старший брат отца Николай, Вполне понятно, что Иван обратится за помощью к старшему брату. Николай, конечно, был очень возмущен, что любящих людей разлучают. А надо сказать, что к этому времени бразды правления хозяйством были в его руках. Да и мужик он был не из робких. И не ожидало пошел на родителей: «вы меня женили против моей воли и сестру Маню выдали по своей воли – все хватит!» и пришлось бабке Елене с дедом Савелием идти пересватывать невесту.

А мои родителе всю свою короткую совместную жизнь были благодарны дяде Коле. Мама его называла братец, а папа – братка. Да и вообще дядя Коля был авторитетом в деревне. Припоминается такой случай. Обычно парни из одной деревне ездили погостить в соседнюю: погулять, девок полюбить. Вот приехали Заледеевцы в Сыромолотово. А сыротолотовские парни были задиристые, подраться любили, особенно с приезжими. Ну, вот настроились они на добрую драку. И тут к ним является дружок деревенский Анаха: «Ребята приехал Кольша Гордеевых, уговор отменяется». Ах, Кольша приехал тогда другое дело. Кстати о драках. Что характерно ни ножей, ни топоров, ни палок, только ловкость, сила и смекалка, шли в ход. Короче драки были честные.

Уж если родители парня сумели женить его против воли, то что о девушки говорить. Папина сестра Маня была очень милой, симпатичной. Хорошо училась в школе, много читала, в своем развитии немного опережала сверстниц. Ухаживал за ней Егор, сын Яркинского купца. Молодые страстно любили друг друга и думали, что нет никого на свете счастливей их. На лучших лошадях в выборной сбруе приехали сваты из Яркино. Две недели изо дня в день выходили они к маминым родителям. Но безрезультатно. Не могли уговорить бабушку Елену. У нее на примети имелся другой жених для своей дочери. А раньше ехать домой без невесты было позором для парня. И высватали сваты Егору другую девушку. А тетя Маня всю жизнь обливалась горючими слезами.

В обнимку с медведем.

Прадед мой Степан Гордеевич, как я его помню был тихий славный старичок. Перед смертью мне говорил: « Алешка сходи – кА в заулок возьми себе «морду» на помять». А какие он морды плел тонких тальниковых прутьев – загляденье, рыбачить ими одно удовольствие. Ну, побежал я, да только не мог найти дедов прощальный подарок. Так вот и ушел мой прадед на тот свет. А какой он был аккуратный, бережливый. Рассказывали, что он мог четыре стакана чаю с одним кусочком сахара выпить. Говорил: «а жабу ли много надо сахару – то, чтобы во рту – то посластить». Был он такой трудолюбивый, что работой натешиться не мог. Бодуче уже в приклоним возрасте, он на таком же стареньком Соловке как и сам, возил домой с урочища Нембы добычу коробами – ушканов да рыбы.

Прадеда по материнской линии Нестера я не помню и даже отчества не знаю. Сохранились лишь в памяти отрывочные рассказы из его жизни. Было у него пятеро сыновей: Федор, Иннокентий, Мой дед, Бесстрашный охотник, который один не боялся ходить на медведя, Исак, Левон и Яков, дочь Дарья.

А вот деда Егора я помню хорошо, потому что он умер когда мне уже 9 лет было. Старик он был здоровенный, белый как лен, лысина во всю макушку. Он в нашей семье отличался особой удалью и силой, был отменным кузнецом, ковал без молотобойца, хорошо шорничал.

В его молодости произошел такой случай. В двух километрах от деревни, под вывозимом, наповадился давить скот. Зверюга был несколько хитер, чтобы взять его в открытом бою не удавалось, и мужики решили насторожить ружья. Рано утром на зоре грянули залпы. Первая услышала шум мастеровниных бабушка. И пятеро мужиков в о главе с Егором пошли посмотреть что там. Дед Егор (тогда правда еще не дед) идет впереди с пальмой – охотничьим ножом. Вот подходят мужики к нажтве – нет медведя. Ушел или притаился где-нибудь, говорит Егор. Долго ждать не пришлось. Медведь действительно притаился за колодой и выскочил вдруг на деда Егора. А дед надо сказать к этому времени был опытным медвежатником, десятка полтора посадил на рогатину. Знал он, что медведь при нападении на человека всегда встает на задние лапы. Дед приготовился поранить медведя пальмой. И надо же такому случиться: в самый критический момент черенок сломался, медведь всей своей громадной тушей навалился на человека. И начали они ходить в ямки как два борющихся мужика. Медведь был такой огромный да свирепый, что мужики, пришедшие с дедом Егором разбежались в страхе, хоть вроде и не робкого были десятка. Долго ходили в обнимку человек и медведь. Но зверь есть зверь, он содрал кожу с голову деда, глаза его заливала кровь. Как рассказывала бабушка Тарасовна, Егор собрав последние силы зарезал лахоматом: «Прощай белый свет, прощай брат Алексей». А Алексей был неподалеку, трясясь от страха. Но истошный голос брата подстегнул его и он, преодолев страх, подбежал, рубанул медведя по черепу и оба героя только что разыгравшейся трагедии свалились в лужу крови. Деда принесли домой на потнике (куске кошмы) без сознания. Он не любил потом вспоминать о том случае, но где-то с сожалением проговориться, что, дескать, не успел высунуть руку в пасти медведя и ухватить его за язык.

Выходила деда бабушка Тарасовна, его вторая жена, кстати первейший лекарь в деревне. Придет бывало к больному наложит ему ладонь на голову и говорит: «Жар у него». Ее рука была шкалой термометра на три измерения: средний, слабый и большой жар. Установив диагноз, начинала лечение: кружка (клизма) с мыльным раствором разной консистенции, баня с веником тоже в зависимости от болезни.

Бабка была и большая шутница. Как-то встретились мы с земляком Александром Петровичем Власовым. Он спрашивает меня: «Помнишь, Алексей Иванович, как вы рыбу-то добывали у Якимовны за двором в снежных забоях?» «Как не помню», - улыбаюсь ему. Было нас четверо друзей – Гришка Егроменовых, Мишка Якимовых, Шурка Менцов и я. Лет по семь нам в ту пору было. Вот бабка Тарасовна как – то и говорит нам: «Ребята, рыба идет, надо добывать. Копайте скорее в снегу ямки, наживляйте кусочки хлеба». Ну, как словом, так и делом: накопали мы ям в снегу, хлебом наживили. И по домам разошлись. А утром глянули: точно попалась рыбка! Как мы радовались, что начали добычу домой приносить, то налимчики, то сорожки. Одно было обидно, что у нас с Шуркой частенько попадались соленые москозобчики (пескари), да ельчики.

А какая рассказчица была бабка Тарасовна! Помню ее рассказ, как Мишка цыган спорил с Макаром Федоровичем на ведро самогонки. А было так. Мишка говорит: «Хочешь, я в бревно с вершины залезу, а с комля вылезу? Ну, где там – засомневался Макар Федорович. Короче ударили по рукам. Разнимал их Парамон Липентьевич. Вот полез мишка в бревно. У зрителей глаза на лоб – нету Мишки. А тут неподалеку с возом сена ехал односельчанин. Денис Терентьевич. Он и закричал: «Мишка-то около бревна ползет! На это Мишка тотчас же отозвался: «А у тебя, гляди-ка, сено горит!» Денис Терентьевич не растерялся, быстро выхватил топор из-за опояски, обсек гужи, вывел из оглобель коня, оглянулся. В общем, бревно было цело, сено невредимо, а вот гужи напрасно пострадали.

Помню разговаривали меж собой дед Егор с бабушкой Тарасовной. «Ой, старик, волхитка нас совсем замучила: стрижет овец, доит коров, ворует куриц, портит скот. Это не иначе как Наталья волхитит. И поделать ничего не могу: при виде ее руки отнимаются, язык не ворочается, то она собакой сделается, то свиней, то вороной. Старуха, бить ее надо отводиной от саней. На конце отводины две дырочки, за которые она привязывается к саням. Когда волхитка говорит колдовские слова, то они пролетают в эти дырочки и бездействуют».

Дед Егор 20 лет был старостой Чадобской церкви и очень этим гордился. А какая красавица была эта церковь! Она стояла на открытом возвышенном месте. От нее на 15-20 км по Ангаре было обозрение. А малиновый звон колоколов разносился на 20 – 25 км, во всех окрестных ангарских деревнях он был слышен. А как ухаживали прихожане за божьим храмом. Внутри церкви все сияло, снаружи все блестело. Летом все вокруг утопало в цветах и зелени.

До нас дошли некоторые детали ее строительства. Вверх по Чадобцу за 10 километров копали руду и плавили железо у Огойминой. Отборный песок на кирпичи возили с острова Сральный, что расположен у противоположного берега Ангары, на сыромолотовской стороне. Такое экзотическое название остров получил потому что весной, во время ледохода, на нем был притон для множества перелетных птиц – гусей, лебедей, уток. Весь остров покрывался как полотном. Ненадолго останавливались птицы. Но после их отлета пройти здесь было невозможно. Память о себе они оставили в таком вот неудобном для произношении названии.

Ведомость Спасской церкви ведомства Енисейского духовного правления за 1834 год говорит следующее: Чадобская церковь построена в 1778г. На месте сгоревшей в 1777 г. Деревянной, которая была построена в 1761г. Постройка и первой и второй производилась на средства прихожан и добровольные пожертвования. Здание каменное, с колокольнею, престолов 2, один священник. Один дьячок, один дьякон, 2 причетника. Церковь имела полдесятины усадебной земли, сенокосной и пахотной 33 десятины. На содержание служителей церкви жалование не выплачивалось, содержание они имеют средственное, пользуясь денежным и ружным доходами.

Известно, что с 1815 года священником Чадобской церкви был Михаил Васильевич Левицкий. Учился он в Тамбовском духовном заведении.. Сын его, Секкердон, был дьячком в этой церкви, дьяконом был Федор Попов.

ПО МАМИНОЙ ЛИНИИ

Я как-то все больше рассказывал о моих родственниках по отцовской родове. О них знаю больше, жил со многими рядом. А вот по маминой линии особой популярностью отличается дядя Миша. Имел он светлую голову, незаурядный ум. Твердый характер. И был большим аккуратистом. Сперва он возглавлял бригаду, а потом и колхоз. Как руководитель он был строгим, требовательным, но справедливым. Не терпел разгильдяев, пьяниц, лентяев. Как начнет их на собрании чистить, так только шерсть из них летит. Как говорится. Ух, и боялись дядю Мишу бездельники. Недолгий век был ему отпущен, погиб на фронте.

Дядя Сидор – самородок по кузнечному делу. В колхоз он не пошел. Уехал на Север, на р. Хатангу. Известно, что перед войной, за пятиминутное опоздание на работу человека судили, а его начальника, за укрывательство - вдвойне. Так вот на Сидора Иннокентьевича этот указ не распространялся, хотя он далеко не по пять минут прогуливал в рабочее время. Однажды этот чудо-мастер нам рассказывал «Приехали к нам на факторию Байкит большие начальники, при шляпах, при галстуках, при часах. Один и говорит мне, чтоб я перековал какую-то важную деталь. Взял я ее в руки, поглядел и говорю: «Нет, товарищи, эта железа не куется». Умственный ты мужик – сказал мне другой начальник».

Дядя Ефим был профессиональным охотником, всю семью мясом вволюшку кормил, сохатые-то от него не шибко уходили.

Был еще дядя Канна крепкого телосложения мужик, вечный хлебопашец. Силенку имел огромную.

Дядя Яша мужиком был степенным, делал все, не торопясь. В любви и согласии жил он со своей женой Евдокией Демидовной. Жизнь его оборвала война. Оставил он жене четверых малых ребятишек.

Моя тетушка Анна была мастерица петь. Как сейчас слышу, как она выводит:

Волга-реченька глубока.

Прихожу к тебе с тоской

Мой сердечный друг далеко

Ты беги к нему с волной.

Ты скажи, как я страдаю,

И как мучаюсь по нем.

Говорю – сама рыдаю

Слезы катятся ручьем.

Но не все же о грустном петь. В жизни-то тоже не одни тучи. И начинались частушки.

Миленочик, мой,

Как тебе не стыдно,

Через твой горбатый нос

Ничего не видно.

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ

Раньше-то люди много дела сообща делали, устраивали помочи при уборке урожая, обмолоту, а после работы обычно был хороший ужин. Вот на таком ужине у нас и был известный в селе мужик, которого звали Семен Беспаенок. Подвыпили мужики, разговорились, шутят, песни поют. Понравились Семену пироги с красной рыбой. Он сворачивает в трубку нижнюю корочку, отправляет ее в рот, вот уже отчетливо слышится на зубах хруст костей. «Ты, Семенушка, поосторожнее» - беспокоится моя бабушка. «Не бойся, Еленушка, не подавлюсь, ничего со мной не случится», усмехается Семен. Пашет, бывало он, в Оголеево. Доходит до закрайков. А там шиповник, чапыжник, боярышник, все колючее, хваткое. Небогатый Семен поступал практично: снимал свои холщовые штаны и вешал на сук. В чем мать родила, опахивал закрайки, а потом спокойно надевал на поцарапанное тело целехонькие штаны.

Заледеевский купец Василий Васильевич Кулаков возил из Енисейска товары на илимках-баржах таких. Часто в компании бурлаков был и Семен. Четыреста километров по камням, песку да воде должны были пройти бурлаки. Каждому купец перед дорогой выдавал спецобувь – по 3 пары чирков. Их едва-едва хватало чтобы пройти эти длинные километры. Семен же оставлял чирки дома и от Енисейска до Зеледеево шел в бечеве босиком.

Много интересного рассказывал мой дядя Коля про Василия Мастерика. Он был невысокого роста, коренастый. Про себя говаривал, что чем больше работает, тем больше работать хочется.

Вот как-то раз (дело было на урочище Немба) встал он по спору напротив Михаила Исаковых, который стоял в пяти шагах с заряженным ружьем. «Стреляй» - говорит, в меня. Тот не долгая думая, нажал на курок. Ружье бабахнуло. Все вокруг обомлели. А Мастерик стоит, как ни в чем не бывало. Разжимает кулак правой руки, а там пуля, теплая еще.

Бывало, посмотрит коню в зубы и все точно о нем расскажет: сколько лет коню, рысак он или тяжеловоз, на какую ногу хромает, какие болезни перенес.

Приезжает раз Мастерик из Заледеево в Яркино. Дело было под вечерок. Подвыпивший Мастерик вливается в компанию цыган, весело ему, хорошо. Песни, пляски, вино подливают - куда с добром. Разговор за разговором и дошло до того, что начали мужики конями меняться. Стал ушлый Мишка Цыган допытываться, на каком коне приехал Мастерик. «На Серухе» - заплетающимся языком отвечает зеледеевский гость. Это-то и надо было Цыгану. Серояблочная Серуха славилась на всю округу. Равного ей коня на прогоне не было. За три с половиной часа доезжал на ней в Яркино Мастерик – это 80 километров! Менял Серуху Михаил Исаковых на своего светло-гнедого Ваську, чудо-коня. Нет, не выменял, хоть и знатный был Васька. «Серуху ни кому не отдам – твердо говорил Мастерик, сам ее похороню».

И вот сейчас к этой самой Серухе и подбивал клинья Мишка Цыган. У него отличный был конь Воронко, тоже известный в округе. Но Серуха… Подмигнул Цыган своим и давай заезжего гостя спаивать, знай подливает ему хмельного. Затяжелел Мастерик. «Ну вот, потирает Цыган ладошки, сейчас мы приступим к обмену. Ну что, спрашивает Мастерика, по рукам? Ладно, кивает пьяный Мастерик. Ударили по рукам. Разнимал Гришка Кованенок. Пошли во двор. И тут у Мишки Цыгана аж глаза на лоб полезли: Да, Серуха была там, но не та, а полудохлая, на которой Мастерик три дня в Яркино ехал. Делать нечего, пришлось Цыгану своего прекрасного Воронка за клячу отдавать.

Бабка Анна рассказывала такую историю, на полпути между Заледеево и Климино стали теряться овечки. Телята, свиньи и даже люди. Забеспокоились жители соседних деревень, стороной стали обходить «нечистое» место. А потом прошел слух, что в этом логу поселился громадный змей. И что кто-то даже видел, как он вылазил на колоду погреться, а из головы вылетал пучок разноцветных лучей. Но пойти убить это огнедышащее чудовище не отважился никто.

Но сколько можно терпеть? И вот зарядив «тулку» двойным зарядом мой прадед Нестер, помолившись богу. Преодолел страх и пошел на это чудовище. Подкараулил его и бабахнул прямо в голову. Чудовище встрепенулось и свалилось за колоду. Подойти к нему Нестер не посмел, как бы чего не вышло, вдруг да это «нечистая» сила. А потом от этого места распространялось такое зловоние, что мимо ходить было противно. Об одном жалели: на голове-то у змея был камень драгоценный, вроде как брильянт, да вот снять его никто не посмел. А потом и вовсе его не видели, куда подеваться?

И вообще это место между Заледеево и Климино было заколдлванным: то видели русалку, которая сидела на камне и расчесывала волосы, то черта. Плескавшегося в темноте у берега Ангары.

После смерти Нестера усиленно распространилась молва, что убил он не змея, а черта. И вот эта версия пересилилапервую и закрепила за этим местом название Чертов Лог.

Вообще, видать, бесстрашным был дед Нестер. Забавная история сохранилась о нем молодом. Как то летом работал он на Оголеевских полях. И никто не знал, что в деревне Сыромолотово жила его возлюбленная. А чтобы добраться из Оголеево до Сыромолотово надо по тайге, по бездорожью проделать десяток километров, а потом переправиться через Ангару.Свое время Нестер распределял так: когда солнце скатывалось под горизонт. Он прекращал работу. Отпускал лошадей пастись и направлялся к своей любимой. Он шел тайгой до Ангары, затем переправлялся на плотике из двух бревен через эту могучую реку и шел в деревню к заветному дому. А утром, на солнцевсходе он уже снова был на пашне, преодолев нелегкий путь назад. О похождениях Нестера в Сыромолотово не было известно домочадцам. Они бы так ничего и не узнали. Да только однажды счастливые глаза Нестера заметили, и его тайна немало удивила односельчан. Ну что еще скажешь, вот уже поистине: в здоровом теле – здоровый дух.

Война

Война для нас началась внезапно. Я жил в деревне Заледеево и был учеником 9 класса Богучанской средней школы. Мы молодежь пахали на лошадях в урочище Оголеево в десяти километрах от деревни и только на третий день узнали о нападении на Советский Союз Гитлеровской Германии.

Тогда думалось что небольшое государство далеко на западе будет быстро разбито доблестной Красной Армии, как нас воспитывали горе-полководцы типа Ворошилова, Буденного. Но оказалось совсем не так как думалось. И началась одна мобилизация за другой. В первую очередь забрали тех, кто служил в кадровой Армии, таких на селе было 4-5 человек. Самая массовая мобилизация была 20 июня 1941г. (1920-1921, 1922, 1923).

Как сейчас помню:

Выстроили нас в школьном огороде БСШ в количестве 150 человек, и повезли в Красноярск. В Стрелке нас догнал технорук Богучанского ЛПХ Встовский Андрей Федорович. В Красноярске окончательно определили кого куда. Из нашей школы попали в Кемеровское летное училище Смолен Александр, Безруких Петр, Безруких Евгений, Павлов Илья Сидорович, Безруких Николай Ильич.

В Кемерово прибило еще два добровольца из нашей школы Кулаков Александр Константинович, Зарубин Г.В. оба они еще не подходили по возрасту, но как-то сумели убедить комиссию. Последний барьер – комиссию в авиаучилище Александр Константинович и Андрей Федорович не смогли преодолеть и были направлены в артиллерийское училище.

После формирования училища нас 5 человек из Богучан отправили до востребования домой.

Война быстро перечеркнула все планы, и я попал в отдельною 25- лыжную бригаду, которая формировалась в г. Канске. В бригаде подобралась молодежь физически подготовленная, грамотная так как бригада предназначалась для действий в тылу противника. Готовили и воспитывали нас как спартанцев. Уходили на 5-6 дней в 40 градусный мороз на боевые учения, ни закурить ночью, ни костер разжечь. Если бы я сам не испытал то никому бы не поверил, что можно спать на ходу. А когда возвращались с учений, то чуть под гору лыжи котятся и засыпаешь. Казармы не отапливались. Вот и в таких суровых условиях мы обучались.

В начале марта 1943г. бригаду погрузили в телячьи вагоны и повезли нас на фронт. На станции Бологое выгрузили и двинулись по направлению к Старой Руссе. На лыжах идти было уже нельзя, брили буквально по калено в воде в течении недели, с выкладкой 25-30кг. Плита от миномета 20 с лишним килограмм, винтовка да провизия в мешке.

С 30 по 31 марта, рано утром, командир отделения Хайрилн говорит: «Тишина по фронту не к добру», только выговорил, как грянет артподготовка со стороны противника и заклокотала земля, как в котле.

Разделись возгласы – противник нас окружает -, возникло смятение, но благодаря умелому руководству командирования атаку отбили и ликвидировали угрозу окружения.

Помню как сейчас, где укрывались, где прижимались к земле в холодящие лужи. Понесли большие потери в расчетах оставалось 2-3 человека. В этом жарком бою были наши земляки: Кулаков Анатолий Григорьевич, Глужнев Петр Васильевич ныне покойный. Юрко Дмитрий Александрович проживает в Ангарском. Они достойно вели себя в бою и с честью выдержали первое испытание. Вот здесь и вспомнишь слова Суворова «Тяжело в ученье – легко в бою».

Итак началась наша фронтовая и боевая жизнь, впереди было еще много испытаний. Наша часть готовилась к наступлению – это было в конце апреля 1944г. подтягивалась артиллерия, подвозились снаряды, они улаживались кучами, слегка прикрывались ветками. Подходила пехота. Мы с капитанов Васильевским накануне наступления расставили дымовые шашки. Перед самым наступлением шашки зажгли, создалась плотная дымовая завеса. Начался бой. Выполнив задание мы отходили на КП полка. Под артобстрелом и пулеметным огнем расползались по разным воронкам. Я оказался в одной воронке со старшим лейтенантом из другого подразделения. В 150м. от нас загорелась куча с боеприпасами, снаряды рванулись один за другим. Старший лейтенант приказал мне потушить пожар. В мирное время или при боевых учениях это был бы приказ безумия. Но в боевой обстановке, до еще во время боя это в полнее правомерный приказ.

У меня в голове в единый клубок сплелись два чувства: чувство страха и чувство долга. Я приступил к выполнению этого приказа. На пути наткнулся на своего капитана. Доложил, он не сказав не слова забрал меня и мы двинулись на КП полка.

Находясь на фронте по выражению одного фронтового писателя «Все время обнимаешься со смертью и смерть от тебя находиться на один шаг».

25 мая 1944г. получил тяжелое ранение, компрессионный перелом позвоночника. Лежал в госпитали г. Томска. Профессор Серебров сказал, что такое ранение выдерживает один из десяти. Действительно когда посмотришь на рентгеновский снимок, то думаешь какие муки способен человек вынести. Сам я думаю что большую роль в жизни играет физическая подготовка. Мы ученики БСШ предвоенных лет с благодарностью вспоминаем преподавателя физкультуры Досычева В.П., который воспитывал в нас физическую закалку, выносливость, прививать чувство любви к физкультуре.

Как тяжело, как не обидно было нашему народу, ввергнутому сталинским руководством в небывало кровавую войну, мы все же победили. Ведь за одного фашиста мы положили 10 солдат. Наши пленные солдаты, освобожденные из немецких лагерей получили ярлык изменников Родины и направлялись если кто оставался жив, после сталинской проверки, пожалуй в более страшные лагеря на Колыму и другие места. Это ли не кощунство, недаром говорили, выбитые зубы и поломанные ребра у наших солдат были и в своих следственных органах и лагерях Гулага.

Все выстрадали, все перенесли, перетерпели. Нелегко было и в тылу. Ведь остались в деревне старый да малый. Из деревне Заледеево ушло на фронт 80 человек. 42 осталось на полях сражения:

Павлов яков Иннокентьевич

Кулаков Иннокентий Семенович

Павлов Николай Семенович

Кулаков Никифор

Верхотурой Алексей Яковлевич

Верхотурой Евдокии Яковлевич

Верхотурой Егор Карпович

Кулаков Василей Иванович

Кулаков Фадей Николаевич

Кулаков Макар Семенович

Кулаков Павел Геннадьевич

Кулаков Иннокентий Титович

Кулаков Степан Дмитриевич

Кулаков Алексей Дмитриевич

Кулаков Федосей

Кулаков Михаил Григорьевич

Павлов Александр Климентьевич

Павлов Иван Климентьевич

Павлов Алексей Климентьевич

Кулаков Григорий Ефимович

Островский Иван Григорьевич

Кулаков Иван Григорьевич первый

Кулаков Иван Савельевич

Кулаков Иван Мартынович

Власов Григорий Егорович

Менцов Федор Андреевич

Кулаков Иван Григорьевич второй

Кулаков Николай Григорьевич

Кулаков Михаил Максимович

Павлов Михаил Иннокентьевич

Павлов Василей Ефимович

Павлов Игнатий Семенович

Кулаков Александр Филиппович

Павлов Иван Гаврилович

Ковальский Владимир Тилистворович

Кулаков Иннокентий Александрович

Кулаков Григорий Сергеевич

Кулаков Михаил Макарович

Кулаков Денис Терентьевич

Ушли из жизни после войны

Павлов Степан Данилович

Павлов Михаил Иванович

Павлов Василий Иванович

Кулаков Дмитрий Елизарович

Кулаков Алексей Иванович первый

Павлов Игнатий Исаевич

Кулаков Валентин Зиновьевич

Кулаков Александр Иванович

Кулаков Михаил Иванович

Павлов Николай Никандрович

Кулаков Аркадий Николаевич

Павлов Филипп Исаевич

Павлов Макар Исаевич

Менцов Александр Матвеевич

Кулаков Александр Мартынович

Кулаков Егор Мартынович

Павлов Гаврил Семенович

Кулаков Евгений Петрович

Павлов Анатолий Гордеевич

Павлов Павел Васильевич

Башуров Василей Николаевич

Кулаков Иван Иванович

Кулаков Иннокентий Александрович

Павлов Василей Сидорович

Кулаков Григорий Матвеевич

Осталось в живых на 25.12.94г.

Кулаков Дмитрий Павлович

Кулаков Александр Константинович

Кулаков Алексей Ивановичи второй

Кулаков Демид Зиновьевич

Кулаков Аркадий Зиновьевич

Кулаков Иннокентий Иванович

Власов Александр Петрович

Кулаков Александр Григорьевич

Кулаков Иван Григорьевич третий

Павлов Илья Сидорович

А в деревне населения было 270 человек. В семьях оставалось 2-3- человека. У нас в Заледеево в 4-х семьях на фронт ушли отцы и сыновья. В нашей семье и в семье Кулакова Дмитрия Павловича проживающего ныне в Богучанах, было по 3 человека, когда мы ушли на фронт, наши мамы Ульяна Иннокентьевна и Наталья Кирилловна остались одни в 4х- стенах. Рассказывали: в избу заходить было страшно, казалось стены сжимались, потолок валится. Недаром мой дядя Павлов Михаил Иннокентьевич (погиб на фронте) говорил: Ульяна одна останется странница будет. Но умолили у Бога наши мамы и мы Д.П. хоть израненные, но пришли. Отцы наши остались там. Мой дядя Павлов Яков Иннокентьевич ушел на фронт, а дома осталась жена Евдокия Демидова с 4-мя детьми, один меньше другого.

Вот надо было выжить, ведь в колхозе на трудодень получали 30-40 копеек, 500-700гр. Хлеба, а заработать трудодень было непросто, когда бригадир получал полтора трудодня. Спасал второй хлеб картошка.

Но стало быть не дошла молитва до Бога у Татьяны Николаевны из Заледеево. Из 4-х сыновей 3 сына Алексей, Иван, Александр не вернулись. Такая же учесть постигла Калисю Ивановну из Чадобца, неутешное горе было матерей.

Но ведь не пали духом, как было не тяжело, работали денно и ночно, работали под девизам: «Все для фронта, все для победы».

Пришел долгожданный день Победы – день радости и скорби. Стали возвращаться фронтовики, не десятками, как забирали на фронт, а единицами. Раненые да больные.

И на всех опять легли заботы по восстановлению хозяйства. Не могу я рассказать о моих близких товарищах, которые вернулись.

Павлов Илья Сидорович после авиаучилище попал в артучилище. Встретились мы с ним в д. Заледеево в 1947г. он остался на Украине там же жениться (обзавелся семьей), на фотографии у него было 5 боевых орденов. И вот за рюмкой в откровенной беседе он мне поведал: что на фронте его судили и дали 8 лет. Он с группой был заброшен в тыл противника, задание было выполнено, группа рассеялась, он вернулся в часть, но там ничего не было известно кроме отрицательного о его подвиге. Когда разобрались, то наградили орденом. Много он рассказывал. Я спросил, почему тебя за такие подвиги не дали героя. Он говорит, представляли, но неправильно оформили.

Александр Константинович, о котором я выше писал, был офицером артиллерии, воевал на Сталинградском фронте, где из 1000 солдат в живых осталось только трое. Получил ранение и несмотря на свой недуг успешно окончил лесотехнический институт, работал директором ЛПХ, зав. Отделом в крайкоме партии, директором института, в настоящее время пенсионер.

Кулаков Николай Дмитриевич из Чадобца с 1924 года рождения, ушел на фронт добровольцем. Был тяжело ранен. Из госпиталя вышел инвалидом 2 группы. Несмотря на тяжелое состояние здоровья окончил техникум, а потом институт. Работал директором школы в нашем районе. Но сказалось ранение в 70-е годы ушел из жизни.

Брюханов Николай Денисович из Климино прошел тропой войны Халхин – Гол, финскую и ВОВ, по ранению был демобилизован в звании капитана, по тяжестью ранения преждевременно ушел из жизни. Все меньше и меньше становится людей, которые ковали победу, еще меньше фронтовиков.

Вместо эпилога.

Ну, вот кажется и все, что хотел рассказать о своей родове. О себе много говорить не буду: воевал, учился, много лет проработал в школе, как и моя жена, Вера Григорьевна. Воспитали мы с ней двух сыновей и дочь. Младший Алеша окончил Рижский авиационный институт. Приехал работать в г.Енисейск. жизнь его мелькнула для нас как яркий луч солнца. 20 нюня 1981 года он трагически погиб.

Написал я эти заметки и подумал: да простят меня мои предки, если что не так вышло, если что не так поведал. Как говориться: за что купил – за то и продаю.

Надеюсь что мои дети Анна и Иван, внуки Верочка, Наташа, Саша и Алеша продолжат эту повесть жизни, ведь наша родословная продолжается.

А.И. Кулаков