Искры неба. Тофалария

Материал из Letopisi.Ru — «Время вернуться домой»
Перейти к: навигация, поиск
Тофалария — историко-культурный регион в центральной части Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями лекарственных трав.

Тофалария. Олень на снегу. 8.jpg.jpg

Содержание

Солнце

Тофалария. Снежная гора. 1.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 55.jpg.jpg

Тофалария. Оленеводческое стойбище. 4.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 4.jpg.jpg

Тофалария. Северный олень. Бык. 14.jpg.jpg

Нижнеудинск. Подснежник. Свет.jpg.jpg

Восточный Саян. Тофалария. Олень. 2.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 6.jpg.jpg

Восточный Саян. Тофалария. Олень. 3.jpg.jpg

Восточные Саяны. Тофалария. Подснежники.jpg.jpg

Тофалария. Северный оленёнок. Телёнок. 1.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 9.jpg.jpg

Искры неба

      Окружил снежурой зазимок-мрак со всех сторон Саянские горы. Валила с ног меня усталость бредущего за кочевым таёжным оленеводом - охотником, переходившим с вьючными и верховыми надежными и выносливыми оленями с места на место, по покрытым белым шершавым снегом тропинкам таёжных разлук. Прерывистым дыханием, отягощённое незнанием тропинки, тяготило страдающее сердце. Звезды, чудесными снами мигая, звали оленей по снежной тропинке лететь в небесные дали.
      - Всполохи озаряют и согревают эмоции, - сказал таёжник. - Всполохи сознания, распознание неуловимых чувств.
      Сын неба небесным сердцем секреты постигал лазурной выси и мудрости кочевой. На скалистых тропинках учился у оленей небом дышать, опасаясь от величия безгранично огромной выси задохнуться. Скрученным блеском в мучительном упоении снежинки кружили льдинками над воздетыми в небо крыльями-руками, возносясь мечтами. Неотразимо седая зима, владычица красот, ползучей картинностью позёмки и изящностью гололеда посмеивалась над кочующими оленями по краю неба и гор. Отмахиваясь от зимних причуд, прислушивались они к шёпоту звёзд, дыханию неба и древним преданиям, связанных с космосом небесного огня. Отворачиваясь от холодной изморози скал, олени вглядывались в сверкавшие молнии без грома, радуги, всполохи, вспышки, взблески, метеоры, в белые зарницы подобные зареву и в прочие – искры поднебесья. Молнии, зарницы и гром редко происходили куржевиной зимой, но в таёжной памяти и мечах спала полночная зарница лучистый жребий.
      - Зарница дыхание неба, - вспомнил таёжник. - Дает зарница дух жизни.
      В трепете шипучего инея расправив крылья, в небеса и беглой дрожью взметнулись раскалённой лавой пунцово красная зарница, излилась обильно любовью незримой. Громом гремело далеким и пело время трепетанием птиц, в дуновении медленно льдинки сердец растворяя. Олени неземной голос зарницы услышали, от которого защекотало изнутри нервы и перехватывало дух. Затаив дыхание, увидели звезды, бессмысленно в одиночестве падающие с неба на скалы. Пурпурная зарница, выжигала холодную усладу звездопада, обугливая до дна ускользающее ночное небо. Возможно, зарождала веру в новые чувства, смыслы и мечты в черной тверди тлеющими углями. Сбудутся ли они, олени точно не знал. Мечтать желали олени и искали их за горизонтом. Заставляла зарница сильно биться обожжённые оленьи сердца, смешивая дыхание оленей и дыхание зарницы с дыханием человеческим. Очнувшись от невзгод и власти зимней ночи, дерзновенно спешил к новым странствиям, в глубину небес проникая, где страха не было ни боли. Себя в этом мире с трудом обнаружив, ледяной кометой насквозь целиком втекали олени в мерцание зарницы, галактикой сердец изнутри её всполохи плавя. В безмятежной радости зарницы олени тонули. Ярким золотом лучистым и розовым трепетом, словно в сновидениях, мерцала не броско перламутром зарница, сверкнув улыбкой, пепельное стадо оленей озаряла, бесконечной любовью и трепетными грёзами обретая.
      - Зарница не выжжет небо, в котором живет, - вспомнил таёжник. - Покажет знак - и я запомню.
      Олени доверяли изначальной чистоте прекрасных зарниц в уходящих звездных россыпях. Стремились звездную безупречность рассмотреть на лунных тропинках, чтоб в чудесном смятении объятая плоть земная сияла. Зацепив несбывшиеся мечты, золотой источник нежности, гордо и упрямо простирался волшебными тропами среди заветных вершин, проникал в глубины скальных осыпей, озаряя оленей. Измождённый разум, предоставленный зарнице, бродил по тому же пути, по которому вели правила диких предков оленей. В них искали ответ, чтобы мысль стала свободной, для достижения согласия с бездной высокой и бесконечным пространством. Ввысь поднимались олени, обжигая светлые надежды и плоды мечтанья. Свежесть чувствовали под ногами, заворачиваясь в разноцветный костёр бесподобной красы и счастья. В горниле, где бушевало пламя, позабыв все слова, уходили люди-олени все дальше. Спешили по расходящимся кругам и изогнутым углам, часто петляли, чуть задевая орбиты звёзд и планет. Не довольствуясь тем, что познали и чем владели, в багряном небосклоне скоротечные видения встречать. Виденья создавали неповторимые краски жизни манящие далеко впереди. Словно пришедшие пунцовые и черные миражи красотами расширяли необозримую тропу, заставляя пламенные сердца оленей дрожать.
      - Без мечты не прожить, - молвил таёжник. - Не страшен путь, пока безумствует мечта.
      Не жаждой впечатлений, не причинами страданий, не страстную тоску и не внезапными сожалениями наполняли мироздание северные олени, хватая пустоту. Чуда ждали, что лазурь не черна и сквозь разум видений чистую душу зари разглядят. Снежной мглой теней кривляющейся черни глубокого каньона глядели олени на отблеск алый. Зарница открывала хрустальные небеса, но вечно окружённый сверканием горизонт убегал куда-то, пытаясь скрыться. Рдяная шуга в прыгающей воде прозрачного ручья, в розовых проблесках красок зарницы ярко виднелась. Смешались с небом озарённые горные пики, сном пленённые перепутались мечты, в багрянце перламутра сомнения пробуждались. В лабиринте бреда ничтожных сомнений блуждала осязаемая мечта притягивающая издалека. Подкрадываясь тайком в мироздание, без зовущей мечты бесконечность на ощупь не постигалась. Тоской исходили оленьи сердца без изящных и смутных грез от искр небесных.
      - Мечта не знает усталости, - вспомнил таёжник. - Сомнения сгорают от искры веры.
      Яркой охрою отливали и льдом блистали тяжёлые скальные стены под высоким небом. Отбросив сомнения, таёжник с вьючными и верховыми оленями спешил в стройный мир воображения. Раскаленные угли в пене снежного ветра и удары кипящих белых льдинок о звезды в муках и тревоге сердца оленей превращали в пламя. Не унималось роскошное диво в воображении оленей. Этот взрыв изнутри озарял необъятную бездну и направлял оленьи тропинки в счастливую тайну невидимых искр и лучей небесной сферы. Синий свет Млечного Пути, загадочный и очень красивый, чуть колеблясь, прикасался к могучим скалам, легкой радостью нежно-розовый лед растворяя.
      - Поняв себя, общайся с зарницами, - сказал таёжник. – Сердце загорается всполохами.
      Познавая окружающее небо и время в единении, сон разума оленей создавал средь сонма звёзд образы баз конца и начала, занимающие почти полсвета. Истолкователи природы бродяги беспечные всполохи звёзд и утренней зарницы постигали тонкостью чувств и размышлением. Огонь любви в сердце зарницы горел, и она, затмевая Луну, открывала оленям свои огненные двери. Олени и зарница смиренно любили друг друга, и как простые откровения открывали сердца бескрайнему миру и мир открывался им.
      - Тропинкой неба зарница сияет, - сказал таёжник. - Жить зарницею - жизнью дышать, любя.
      Сын Неба, пылкий и обессиленный, вместе с оленями в объятьях зарницы простодушно бродил по причиняющим страдания стертым сновидениям и ночным бденьям. Зеркально отражалась зарница в сердцах оленях. В переплетении чувств подвздох откоса вершины покрытой фиолетовой тенью, в россыпях камней, гуще кустарника тропинка освещалась розовым лучом, упавшим с высокого неба. Глубинный небесный вздох пробуждал, расцветающий белокурый подснежник в снегах, уже наполненный свежим и бледным мерцанием. Росой прозрачною сиротливо прикрытый цветок полыхал таинством вселенской зарницы.
      - Всполохи сознания оставляют отблески, - сказал таёжник. - Молния сверкает без грома – это зарница.
      Очень много отражений неба видели олени и себя в этом центре отблесков и преломлении бликов. В счастливом упоении, кочевали и хранили заветы родных поверий о ранних зарницах, играющих отсветами невидимых крыльев над горными пиками. Искали отражение своих действий в сознании неба. Таинственным сияньем спасаясь, вечность искали в счастливой минуте. Не спотыкаться и падать в безверие забытья учились. Зарница силой и желаниями давала оленям жить.
      - Ясные ночи - к заморозкам, - молвил таёжник. - Перелётные птицы летят стаями – к тёплой весне.       В прикосновении миров лучшими красками зарницы не нарушая реальность, отражались чувства оленей. В зыбком свечении среди полутеней и полуяви проходили путь. Шаг за не видимым смыслом. Шаг за тихим счастьем на краю мироздания. Жизнь была отражением того, что притягивала в свою суть. На исходе странствий за последним лунным кругом, сердца оленьи дорожили зеркальным счастливым мигом горного утра красных зарниц - дивных всполохов мечтаний.
      - Жизнь течет изнутри и вовне, - сказал таёжник. – В сердце сила и мудрость зарницы.       В далеком пространстве небес затерялась зарница, и за шкурой кочевого чума послышалось удивление вожака оленей. Мгновенные вспышки света вновь стали очень яркими занимали огромную часть ночного неба, а иногда лишь слегка подсвечивали заревом самый краешек горных вершин.
      - Олень видит хорошие знаки, - молвил таёжник. – Зарница сияет над трудной тропою.
      Зарница была не небесной сестрой молнии, а вспышкой света, отражающегося от обычной молнии. Заряд, между небом и землёй без цели изливался в пространстве и сопровождался ярчайшей вспышкой. Её энергия уходила на перемерзшие тропинки, не причиняя никому не огорчения не боли, а попадая в сердца оленей, рождая добрый дух мифов об образе путеводного оленя. Олень – проводник, знал, что, кроме горной тундры, существует еще другие вдохновенные миры. Небесное дитя медленно брёл, приостанавливаясь на не переходимых тропинках. Долго олень рассматривал искры, пронзающие тьму сгущающейся тени, определяя указующий путь. Утверждал таёжник, что от белого кочевого чума, все кочевое племя долины лунной, глазастые оленята и стройные олени с рогами, запрокинутыми в небо, отправлялись по необъятной тропинке зарницы, прозревать, чтобы весь этот мир полюбить.
      - Зарницею заря с зарёю сходится, - сказал таёжник. - Зарница сердце зорит.

Изморось

Восточный Саян. Тофалария. Уда. 15.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Дождь. 2.jpg.jpg

Тофалария. Северный олень. Важенка. 9.jpg.jpg

Тофалария. Весна. Подснежники.jpg.jpg

Тофалария. Олень на снегу. 2.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Дождь. 4.jpg.jpg

Тофалария. Хранитель оленьего счастья.jpg.jpg

Тофалария. Первоцветы. 1.jpg.jpg

Нежная радость багульника

     


Багульник. Нижнеудинск. Саяны.18.jpg.jpg

Книга "Ленточки странствий"

"Лунный круг"

В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий,
Аквамарина свет уже давно погасших в чароите звезд,
Топазами мелькают надежды янтарными мгновениями,
Припорошенный алмазною пыльцой, кочует лунный круг,
В густо-серой вязкой туманности борозд сапфировых комет,
Среди циркониевых хребтов к созвездиям далеким хризолита.

      Книга "Ленточки странствий"
Тофалария. Книга. Ленточки странствий. Русин Сергей Николаевич.1.jpeg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.11.jpg.jpg

В добрый путь

Тофалария. Прирученный олененок. 3.jpg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.26.jpg.jpg
      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич

Восточных Саян, горная система с непроходимой тайгой, бурными реками. Солнечное путешествие Русина Сергея Николаевича по горам, которым он готов признаваться в любви вечно. Восточные Саяны прекрасны и многолики и путешествия по ним напоминают поход в увлекательный музей, в котором нет числа радостным чувствам.
Персональные инструменты
Инструменты