Муромляне в годы блокады Ленинграда
Из воспоминаний А. Медведева, бывшего старшины 56 – й бригады морской пехоты, жителя города Мурома
....He знаю, как другим, но мне, как очевидцу минувшей войны, очень отчетливо вспоминается военной поры грозный Ленинград и сами ленинградцы.В сложных условиях блокады, жестоких бомбежек и артобстрелов, голода, казалось, безвыходных положений проявили жители города на Неве личное мужество. Тушили, в основном молодые женщины, на крышах немецкие зажигательные бомбы, сбрасываемые с самолетов противника. На подступах к городу строили завалы, надолбы, рвы.
Для войск, где я находился, нейтральной полосой оказалась Нева, которая простреливалась как с нашей стороны, так и со стороны противника. По одну сторону мы, утомленные от недоедания бойцы, по другую — враг, У всех наших бойцов, несмотря на тяжелое положение, было одно желание, когда, наконец, поступит долгожданный приказ о наступлении. Все горели желанием ринуться в решительный бой, смертельную схватку с ненавистными захватчиками.
Экипажи с кораблей, с эскадренных миноносцев «Смелый», «Скорый», «Стойкий», «Страшный», «Стерегущий» влились в состав 56-й бригады морской пехоты. И вот получен приказ о наступлении, и бригада вступила в бой. Серебристыми пунктирами взвивается в зимний воздух ракета: сигнал атаки. В это утро Нева, слегка запорошенная снегом, искрилась на солнце так, что слезились глаза. Я вместе со всеми, в едином порыве скатываюсь ногами вперед, по уклону берега вниз на лед, и моментально начинается то страшное для человека, трудноописуемое. Враг, не ожидавший, что наступавших «морских дьяволов» будет несколько тысяч, и такую лавину ничем не остановить, все же начинает пулеметный обстрел.
Я чувствую и слышу, как в этом аду со свистом и визгом мимо летят пули. Где-то слева, справа и позади рвутся мины. Вижу, как пули настигают свои жертвы, то тут, то там падают бойцы. Эта участь досталась и мне. Я уже добежал до середины реки, по спине, словно ее полили водой, пот льет ручьем, и в этот момент словно громадным и тяжелым чем-то ударило по левой ноге ниже колена. Падая на лед, сразу понял: черт возьми, задело... Стараюсь встать, подняться, но нестерпимая боль пронзает все тело. От обиды крепче сжимаю зубы и с остервенением посылаю очередь за очередью из автомата туда, где залегли на бугре фашисты. Ранение давало о себе знать. Из сапога кровь проникла наружу, и снег около меня окрасился в ярко-оранжевый цвет. Мучила жажда, очень хотелось пить, внутри горело, ничего не хотелось, только глоток холодной воды. С каждой минутой силы медленно покидали меня, все вдруг закружилось, я потерял сознание. Говорят, человеческий организм в таком случае ослабевает и наступает смерть. Но я проснулся, подо мной что-то шуршит, и я куда-то двигаюсь. Потом в голове прояснилось и я понял: меня вместе с носилками, заменяющими салазки, тянут телефонным проводом к берегу, откуда я только, что два часа тому назад скатился на невский лед. Звуки канонады боя удалялись в глубь леса, то уменьшаясь, то возрастая, уходя в глубину обороны противника. Поредели ряды моряков с эсминцев, для которых бой был последним в жизни. А для меня он был примечателен тем, что не убит наповал, как другие, а нога может остаться целой. Меня тянула по льду Невы в наш тыл санинструктор 56-й бригады, белокурая, всегда неунывающая Галочка Добрянская.
За ее волосы цвета ржаной соломы и голубые глаза мы ее звали—наша обаятельная «Белочка»! Она была мечтой многих из нас. Она действительно была хороша собой. Аккуратная, немного даже по-детски наивная, она ко всем относилась одинаково, никого не выделяла, никому особо не симпатизировала, не давала повода понравиться. Женихов, а нас было немало, которые готовы были предложить пылкое молодое сердце, никого всерьез не принимала. Всем нам чарующе одинаково улыбалась, отрицательно качала головой и говорила:
— Мальчики, хорошие мои, вот окончится война, приглашаю вас к себе, договорились?
Галочка, из бывшей 56-й бригады морской пехоты, знайте, мы любим вас и до сих пор помним!
Вторым человеком, кому я обязан жизнью, была военврач, лейтенант медицинской службы полевого госпиталя хирург Валентина Ивановна Осташкова. Война застала ее в Ленинграде с дипломом врача-хирурга. Так она оказалась, как и сотни других медиков, в блокадном городе. Когда меня, еле живого от потери крови, доставили, наконец, в медсанбат, всем было ясно и понятно — нужно срочное переливание крови, А где ее взять? Позвали Осташкову, она подошла, еще раз посмотрела на меня, решительно сказала:
— Приготовьте шприц, я дам свою кровь. Кто-то хотел возразить, но она настояла на своем.
Так я стал ее особым подопечным. Мой молодой организм сделал свое дело, смерть, стоявшая над головой, отступила. Помню, как не считаясь со временем, усталая после напряженного дня, после множества операций, приходила Валентина Ивановна в наш походный медсанбат, садилась на край топчана (фронтовики знают, что это такое) и, поправляя сползавшее одеяло, шутливо говорила:
— Ну как дела, Саша с «Уралмаша»? Пришел конец моего пребывания в медсанбате. Меня ждал стационарный госпиталь с удобствами, с обслуживающим персоналом. Валентина Ивановна пришла грустная, она жалела меня, а, может, и любила, как может любить русская женщина.
- У меня будет единственная просьба. После войны, Саша, найди меня, обязательно, очень прошу...
После Дня Победы я искал ее, писал многочисленные запросы, но следы врача-спасителя где-то затерялись.
Им и сотням других замечательных женщин, всем тем, кто рискуя собой — быть убитой фашистским снайпером, выносил нас, раненых, с поля боя и тем, кто спасал нас в госпиталях, мы сердечно признательны, мы перед вами, милые женщины, в вечном долгу.
А. МЕДВЕДЕВ, бывший старшина 56-й бригады морской пехоты