В.Герасин. Майя Румянцева.http://www.proza.ru/diary/gerasinviktor/2011-02-04

Версия 11:20, 10 марта 2011

Майя Румянцева

Я и щедра, я и добра. Не жаль мне злата, серебра, Не жаль души, не жаль казны, Ни дня, ни ночи, ни весны. Не жаль мне сердца самого… Да только было б для кого…

Майя Румянцева родилась 27 декабря 1928 года. Появившись на свет в Москве, как поэт она состоялась в Липецке, где в 1962 году вышла первая ее книжка стихов “Грузчица”. Она была истинной и истовой шестидесятницей. И в жизни, и в поэзии. Со всеми иллюзиями, с прекрасным даром находить романтическое начало в грубой прозе буден, с ощущением личной причастности к судьбе страны. Майя Румянцева не умела жестко разделить интимную лирику и гражданственный пафос. Она писала “Балладу о седых”, обращаясь к девочкам, выкрасившим в модный белый цвет рыжие или черные пряди, и восклицала искренне и страстно:

...Это даже похоже

на подлость-

За полтинник

седою

стать.

Я не против дерзости в моде.

Я за то, чтобы модною слыть...

Но седины,

как славу,

как орден,

Надо, выстрадав, заслужить...

Вскоре вышла ее вторая книга, “Девичья фамилия”, а через два года Майя Александровна была уже членом Союза писателей СССР.

Жизнь Майи Александровны Румянцевой, как и ее стихи, прочно впаяна в биографию страны. Военное скудное детство, работа грузчицей, лаборантом, агролесомелиоратором. В литературу она вошла с завидным запасом знаний о своих современниках. Поэтому и поэзия ее резонировала в читательском сознании. Да, ее читали не только земляки-липчане или тамбовчане, она быстро переросла региональные рамки и стала просто российским советским поэтом.

Майя Румянцева успела немало: четырнадцать стихотворных сборников, участие в работе российского издательства “Современник”, публикации в журналах “Подъем” и “октябрь”, непростой труд секретаря Тамбовского отделения Союза писателей РСФСР.

За заслуги в развитии литературы и большую общественную работу поэтесса награждена орденами “Дружбы народов”, “Знак Почета” и медалью.

У Майи Румянцевой есть стихи о кукушке, что напророчила ей три века. Но то – стихи. А отпущено Румянцевой было всего чуть больше 50 лет жизни. Ее не стало 21 марта 1980 года, но в ее стихах осталась жить ее энергия, вера, ее душа...

Б Е С С О Н Н И Ц А

Я до кончиков пальцев - не злая, Очень добрая я с тобой. Я до муки, до боли не знаю - Есть ли ты Или выдуман мной?..

И приходят рассветы в город, Очень трезвые, с третьими лишними. И теряется что-то гордое Каждым утром под этими крышами.

Почему ты прощаешься молча Здесь, на улице неуютной? Хоть два слова, из сказанных ночью, Повторить бы тебе в это утро.

Я бы трижды назад оглянулась, Наизусть запомнив, навечно. Но молчание рождает грубость, И во мне умирает женщина... Я бровями сейчас зачеркну Все, что связано было с тобой. Я уйду и опять не пойму - Есть ли ты... или выдуман мной?

Я уйду по-мужски, без слов. Под нелегкий стук каблуков. Не грустить. Не плакать. Не каяться. Я в любви бываю царицей... Прикажу - и не вспомнят пальцы! Прикажу - и забудут ресницы!

Только где-то, в какой-то бессоннице Все до мелочи вдруг припомнится. И подушка белой медведицей С боку на бок нескладно завертится. Затоскуется. Где ты? Где ты?... ...Может, нашу большую планету Так ворочает днем и ночью, Что кого-то она все рассветы Ожидает и любит очень...

П Р О Щ А Л Ь Н О Е

Ты приходил ко мне, И я была волшебницей. Ты становился в той стране сильней, в моей стране, Где очень много нежности, В моей стране, Где очень мало дней.

Тебе ладонью закрывала веки, Чтобы спадал утрат и горя груз. А после криком глаз Звала навеки Из глубины зрачков твоих печаль и грусть.

Ты становился сильным, сильным. Тебе навек таким остаться. Нет горечи в глазах твоих полынных, И мне не надо больше их касаться.

Я в час разлуки буду весела - Все, что могла вернуть тебе, вернула. И нынче в первый раз, спокойна и светла, Я так устало и так праведно уснула.

Я нынче отрекаюсь от тебя, не буду плакать, И грустить ночами. Уйду. И не ищи меня нигде. Ведь я - волшебница из сказки о печали И появляюсь только при беде.

Л Ю Б И М Ы Й

Посмотри на небо. Вон птицы пролетели невзначай. В глазах твоих - качанье вербы... Зачем за вербою - печаль?.. Смотри, опять стогов безбрежье. Петух осыплет крик в саду. Но этой тропкой безмятежно Я никогда уж не пройду. И к прежней нет уже возврата, Хоть говорят: "Все - трын-трава!" Да коль трава та не примята, То, может, и права молва. Но если был закат да вечер, Да ночь, да дымчатый рассвет, Дымок от вербы путал плечи, То в той молве ведь правды нет. Не повторится пенье птицы, Не повторятся звон ручья. Что отоснилось, не приснится. Неповторимы ты и я. Ах, верба, верба, Ваша светлость... В глазах качается, маня. ...Во мне к тебе такая нежность, Что даже страшно за себя... Ты научи меня однажды И равнодушью, и молчанью. Как жить легко, Как жить протяжно У вербной веточки прощальной, Чтобы, не греясь, просто пелось, Чтоб при разлуках - холодна... Ах, верба, верба - ваша светлость. Да ночь дареная - черна.

Литература

Грузчица: стихи / М. Румянцева. - Липецк: Кн. изд-во, 1962. - 41 с.

Дымок: стихи для детей / М. Румянцева.- Липецк: Кн. изд-во, 1963.- 16 с.

Девичья фамилия: стихи / М. Румянцева. - М.: Мол. Гвардия, 1964. - 78 с.

Чайка: стихи / М. Румянцева. - М.: Правда, 1965. - 31 с.

Доверие: стихи / М. Румянцева. - Воронеж: Центр.- Чернозем. кн. изд-во, 1966. - 80 с.

Твое имя... / М. Румянцева. - М.: Совет. Россия, 1969. - 77 с.

Избранная лирика / М. Румянцева; вступ. ст. Э. Асадова. - М.: Молодая гвардия, 1969. - 32 с. - (Б-чка избранной лирики)

Размах: стихи разных лет / М. Румянцева. - М.: Современник, 1971. - 95 с.

Война: стихи и поэма / М. Румянцева .- Воронеж: Центр.- Чернозем. кн. изд-во, 1972. - 95 с.

Характеры: стихи / М. Румянцева .- Воронеж: Центр.- Чернозем. кн. изд-во, 1977

Дорога, встреча, любовь... : книга стихов / М. Румянцева.- М.: Современник, 1978. - 159 с.

Раскрепощенность: стихи / М. Румянцева. - Тамбов, 2002. - 130 с.

Мекшен С. Явление Майи / С. Мекшен // ТВК-курьер. - 1996. -27 дек.

Зорин В. "Грузчица" - "Чайка" - Майя / В. Зорин // Добрый вечер. - 2006. - 16-22 авг. (N 33). - С. 18.

Неверов И. И сердце, в песнях до отказа... : / И. Неверов // Липец. газ. - 1998. - 30 дек. - С. 6

Шальнев Б. Румянцева Майя Александровна / Б. Шальнев // Липецкая энциклопедия. Т. 3. - Липецк, 2001. - С. 184.

Х Х Х

В самом конце шестидесятых с толстой тетрадью стихов я, тридцатилетний, десяток лет писавший в тетрадь, в стол, правда, кое что совсем незрелое публиковавший в районных газетах, осмелился поехать из своей глуши в Тамбов, в областные газеты. Тогда мне Тамбов казался чуть ли не Третьим Римом - там ведь, совсем недалеко от меня, жили настоящие поэты и писатели, которых я могу воочию увидеть, даже, если удастся, поговорить с ними. Тогда мне казалось, что писатель, тем более поэт - это не земное существо, а дух какой-то.

В здании, где размещались тогдашние газеты, первого встречного спросил:

- Где тут принимают стихи?

Мне указали на третий этаж, а там - направо, в редакцию молодежной газеты. Поднимаюсь на третий этаж, поворачиваю направо, иду по коридору. Навстречу мне парень идет. Спрашиваю:

- Стихи вот у меня, где, кому показать?

Парень поглядел на меня удивленно и говорит:

- Иди по коридору до конца, там будет дверь, заходи, там кто-нибудь из писателей есть.

Иду по коридору до конца, открываю дверь, вхожу. Комната пустая. А налево дверь в другую комнату приоткрыта, и оттуда грудной веселый женский голос:

- Входите, кто там...

Вхожу, и прямо сказать, оба лдел. Наискось от двери стоит стол. За столом, накинув цветной платок на плечи, сидит женщина. Белоголовая, то есть, блондинка, круглое свежее лицо, и - глаза, синие - синие, кажется во все лицо, и светятся небесным теплым светом.

Так я воочию познакомился с Майей Румянцевой. До этого читал ее стихи, представлял - какая она из себя. И, прямо сказать,в своем представлении не ошибся, наверное, по стихам автора вполне можно нарисовать его портрет.

Майя согрела чай, круто заварила его. Мы пили чай и разговаривали о поэзии, вернее, она прощупывала меня, есть ли во мне какая-то поэтическая изюминка.

- Хорошо, я твою тетрадь отдам Семену Милосердову, он почитает, напишет рецензию, потом подумаем, как дальше поступить.

Как условились, я приехал в писательскую организацию спустя две недели. Ехал на встречу с Семеном Милосердовым. Встретились. Крупный, совершенно лысый мужчина с добродушным лицом и голосом. Он отдал мне мою тетрадь. Я начал листать и руки у меня задрожали. Надеялся, что будет УРА к каждому моему стихотворению, а они все перечеркнуты красным карандашом. Все, все, кроме одного.

- Одно стихотворение - это уже много, -сказал Семен, так что не обижайся, а работай. Много работай. А это стихотворение у тебя настоящее.

И обратился к Майе:

- Послушай, Маечка.

И прочитал на память мое стихотворение: " Я купался в белой пене отцветающих рябин, становился на колени перед той, кого любил, и взрослел, и по России я пошел из края в край, ветры беды относили, как собачий хриплый лай, ничего я не забуду - нивам, пашням поклонюсь, вот он ворох незабудок, вся-то радость, вся-то грусть. "

Помолчали. Мая, пуская сигаретный дым колечками, сказала:

- С этого стиха ты можешь начаться как поэт. Но надо много работать, много писать, а главное, учиться.

А было ли - выпьем за Сталина?

Виктор Герасин

Году в 86 или в Липецке проходили дни литературы. Тамбовщину представляли Валентина Дорожкина и я. Много выступали в трудовых коллективах, в школах, в институтах, техникумах...Вечерами, уставшие, собирались в гостинице, ну и, естественно, отдыхали- читали стихи, даже песни пели.А что оставалось при "Сухом законе" Изловчались, правда, находили, но как бы из под подушки. Пели и песню на стихи Павла Шубина "Выпьем за тех, кто командовал ротами..." И был у нас разнобой в словах, одни пели " выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем..." Другие не соглашались

спорили, было ли в стихах Шубина это "выпьем за Родину, выпьем за Сталина"

И вот едем на родину Павла Николаевича Шубина в селоЧернава, что под Ельцом. Везем бюст поэта для школьного музея.

Приехали, в торжественной обстановке поставили бюст, попросили директора школы поставить на патефон пластинку, чтобы послушать песню Павла Шубина.

  - Нет, нет, не могу, и не просите! - замахала руками директор школы.
 - А почему,- опешили мы.
   -Указание пришло - в связи антиалкогольной кампанией песню эту в стенах школы не исполнять.

     И все же мы упросили директора. Она распорядилась, чтобы учеников и их родителей учителя вывели из школы. А когда мы остались одни, то пластинку поставили на патефон и стали слушать. Ну, понятно, горбачевский "сухой закон", а тут на тебе, выпьем за то-то и за то-то, за тех-то и за тех-то. Нельзя, видите ли, пропаганда алкоголизма.
    И в записи, что была на пластинке, были слова " выпьем за Сталина, выпьем за партию, выпьем и снова нальем."

   Да, так вот мы и живем - от запрета до запрета. Хреново, одним словом, оскорбительно живем...