Пребывание Жана Поля Люсьена де Монблэ в деревне Милковой на Камчатке
Команда Дети страны Уйкоаль для сборника "Путевые заметки XVIII века"
Пребывание Жана Поля Люсьена де Монблэ в деревне Милковой на Камчатке
Как я попал на Камчатку
Я - Жан Поль Люсьен де Монблэ, француз, офицер, участник экспедиции Ж.Ф.Лаперуза.
В 1785 году началась наша первая французская кругосветная экспедиция в составе двух кораблей: "Буссоль" и "Астролябия" под командованием Ж.Ф.Лаперуза. Она должна была нанести на карту новые острова, уточнить очертания ранее известных земель. Через два года, в 1787 г. наши корабли достигли берегов Камчатки и вошли в Авачинскую бухту. Мы зашли туда, чтобы взять продовольствие. Местные власти согласились дать продовольствие и не взяли за это денег.
На борту французского фрегата «Астролябия» находился и я - молодой офицер Жан Поль Люсьен де Монблэ. Я был сыном французского генерального консула в Петербурге. С 1770 года по 1780 жил в России. Потом вернулся во Францию. Поскольку я знал русский язык, то Лаперуз пригласил меня в качестве переводчика. Знание русского языка привело к тому что на Камчатке Лаперуз дал мне ещё одно поручение: мне было поручено доставить во Францию накопленные экспедицией материалы. Чтобы выполнить это поручение, я совершил далёкое, тяжёлое, сухопутное путешествие.
В ходе этого путешествия я побывал и в деревне Милковой.
Что я увидел в деревне Милковой
27 августа 1788 года я и мой обоз прибыли в деревню Милкову, которая расположена в центре Камчатки. Яркий солнечный день позволил мне хорошо рассмотреть 15 небольших деревянных домишек, которые привольно, безо всякого порядка расположились в долине реки Камчатки. Около каждого дома был сарай и огород. Я заметил картофельное поле. Недалеко было пастбище. Рядом протекала ещё одна небольшая речка. Очень чистая и красивая. Мне сказали, что эта речка называется Милка. Видимо, по названию речки назвали и деревню. Позже я узнал, что так оно и было. Один казак шёл из Верхне-Камчатского острога в Усть-Камчатск, остановился отдохнуть на берегу этой речки. Наловил рыбы, напился воды. Посмотрел на красоту этих мест: берёзовые зелёные леса, ягодные кустарники, цветов огромное количество. И такое на него нашло умиление, что сказал он: «Какое милое место! Какая милая река!». И назвал речку Милкой. Название прижилось.
Один из домиков был больше остальных. Именно к нему нас и подвезли. Оказалось, что это дом старосты деревни Елистрата Каллистовича Синаева. Староста обычно из стариков выбирался. Для того, чтобы поддерживать порядок и работы справлять. Он же заботился о том, чтобы крестьяне не забывали ходить в церковь, которая находится не в самой деревне, а в недалеко расположенном Верхне-Камчатском остроге, который почитался в то время как столица Камчатки. Он вышел к нам с круглым хлебом, и берестяной коробочкой с солью. Оказывается, и в такой глубинке соблюдается обычай русских встречи гостей «хлебом-солью». Но я-то ожидал увидеть здесь аборигенов! Нет, аборигенов здесь не было. Это действительно была деревня, полностью населённая русскими крестьянами, которых сюда завезли из Восточной Сибири несколько десятилетий назад по указу императрицы Анны Иоанновны. Они должны были здесь завести хлебопашество. Тогда Камчатка осваивалась русскими, и им нужен был хлеб, который завозить сюда было дорого. Им даже запретили заниматься охотой, чтобы ничто не отвлекало их от занятий землёй. Главная их жатва состоит из ржи и ячменя. Когда те прибыли в Верхне-Камчатский острог, казаки острога сказали, что есть тут неподалёку очень милое место. Пошли туда крестьяне, понравилось им место. И поселились они там. Так в 1743 году на Камчатке появилась деревня Милкова. И поначалу жило в ней всего пять семей.
По деревне бегало много собак. Собаки были очень красивые, выносливые и ласковые. Это были камчатские лайки. Некоторые из них подбежали к нам, когда мы высаживались и стали лизать нам руки. Наверное, они ждали угощения. Мы достали вяленой рыбы и дали им. Собаки съели и завиляли хвостами. Мы подружились.
Вечером я пошёл на прогулку. И во время прогулки мне встретился какой-то необычный человек. Он не похож был на крестьян, да и одежда на нём была странная. Чувствовалась в нём даже какая-то военная выправка. Я раскланялся с ним, и он совершенно неожиданно ответил мне тем же. Мало этого, он приветствовал меня по-французски. Было так удивительно слышать здесь хорошую французскую речь! Мы разговорились. Оказалось, это был ссыльный, выходец из очень старинной и родовитой семьи Голицыных. (Я ещё до этого кое-что знал об этой семье с мятежным духом. Один из Голицыных был членом Верховного Тайного Совета, который подбил остальных верховников на ограничение власти императрицы Анны Иоанновны. Конечно, он был наказан. Об этом говорили в Петербурге шёпотом, и только с доверенными людьми). Никогда бы не подумал, что человека из такой семьи смогу встретить здесь, на далёкой Камчатке. И этот Голицын (его звали Михаил Михайлович) тоже оказался замешан в заговоре против императрицы Елизаветы Петровны. Но он мало рассказывал об этом, и я не настаивал. Человек имеет право на тайны. К моменту нашей встречи ему было больше 60 лет. Он уже был не дворянин. Его лишили дворянского звания и всех наград. Он не занимался сельским хозяйством, а только охотой и рыболовством. Потом продавал шкурки пушных зверей и за счёт этого жил. Он и мне подарил прекрасную шкурку лисы-чернобурки. Её серебристо-чёрный цвет восхитил меня. Ещё он научился у местных коренных жителей строить балаганы, сам построил такой балаган и хранил там меха и рыбу. Когда я спросил его, не хочет ли он вернуться в Санкт-Петербург, он ответил, что нет. Здесь он нашёл ту свободу, которую так любили его предки, и за любовь к которой они так всегда страдали.
Поскольку после прогулки староста обещал показать мне что-то очень интересное, я решил вернуться и пригласил Голицына с собой.
Около дома старосты нас ждали почти все жители деревни. И тут появилась ещё один персона, от вида которой я попятился. Это был большущий медведь. Крестьяне меня уверяли, что их медведи обладают особой силой и что, если они попляшут передо мной, то мне нечего опасаться никаких несчастий. Тут вперёд вышел один житель с каким-то музыкальным инструментом, которого я до этого не видел, и заиграл. Голицын мне объяснил, что этот инструмент называется «балалайка» или «балабайка».
Таким образом, день моего пребывания в деревне Милковой оказался довольно насыщенным. Спал я без снов. На следующий день я продолжил своё путешествие по Камчатке.
