Колкоев, Фёдор Филипович

Текущая версия на 23:07, 6 мая 2020

Алистарков Евгений, учащийся 10 "А" класса школы №7 г. Кондопоги РК.

21 июня 1921 года в деревне Кучен бор Петровского района в семье зажиточного крестьянина Колкоева Филиппа и жены Акулины родился сын Колкоев Фёдор. До 9 лет рос как и все нормальные мальчишки: ходил в школу, бегал по улице, помогал родителям по хозяйству, пока в дом не постучалась беда.

В 1931 году в республике, началась экспроприация кулацких хозяйств насильственными методами. Работящего крестьянина Колкоева Филиппа, заработавшего всё своё добро, скот, построившего своими руками дом, приравняли к кулакам, арестовали и выслали за пределы республики Карелия. О том, насколько жёсткой была эта мера, свидетельствуют многие документы. Вот один из них: мой дедушка, в то время 9-летний школьник Фёдор Колкоев весной 1931 года пишет заявление в Петровский райком партии с просьбой оказать содействие в принятии в колхоз его больной матери с тремя детьми (ещё девочка трёх лет и грудной ребёнок), отец их был арестован и выслан:

Заявление школьника Ф. Ф. Колкоева из раскулаченной семьи д. Пялозеро в Петровский райком о приёме в колхоз

6 апреля 1931 год.

Я заявляю в Петровский райком о том, что папу моего арестовали, мама находится очень больная, Пялозерский сельсовет продаёт всё наше имущество, и нам, троим малолетним детям, не оставляют ни одной коровы. Мне самому 9 лет, сестре 3 года и брату полгода. Мама моя подала заявление своё в сельхозартель, чтобы [нас в неё] приняли, но Пялозерский сельсовет не велел принимать нас в сельхозартель. Теперь я, школьник Колкоев, прошу Петровский райком [партии] дать разрешение, чтобы нас, троих детей, приняли в сельхозартель в своей деревне. Ведь мой папа никакой [не] бандит, а нас не принимают в сельхозартель. А в нашей деревне детей бандита Павшукова Пялозерский сельсовет велел принять в сельхозартель, и этих детей приняли в нашей деревне в сельхозартель.

В чём и подписуюсь Колкоев Ф.

Заявление подлинное.

Реакция на это письмо последовала своеобразная. Секретарь райкома ВКП (б) в письме в обком партии предлагал детей из кулацких семей высылать за пределы республики к ранее высланным отцам и старшим братьям:

Отношение Петровского райкома партии в Карельский обком и ОКК ВКП (б) на заявление детей кулака Ф. Колкоева о приёме их в колхоз

20 апреля 1931 год.

Совершенно секретно

Препровождая при сем копию заявления малолетних детей кулака Колкоева Ф. [из] д. Пялозеро о вступлении в колхоз, сообщаем, что заявление такого содержания по нашему району не единичные, что говорит о необходимости ускорить вопрос о решении судьбы таких детей, ибо их положение в некоторых случаях начинает играть отрицательную роль, возбуждая жалость среди колхозников и т.д. Колхозы принимать их не желают, т.к. они фактически будут на иждивении колхозов. Согласно уставу [партии] и классовому обретению, мы им в своём содействии тоже отказываемся, за исключением редких случаев по адресу живущих в разделе или идущих на раздел 14 – 17 –летних детей из кулацких хозяйств. Но куда им идти? Этому вопросу надо дать ответ. Наше мнение: «за пределы АКССР», тем более, что у части из них уже отцы [и] братья там, а также ввиду наличия довольно внушительного процента коллективизации по району (47% на 15 апреля 1931 года.). Надо ускорить уточнение установок в этом отношении во избежание ошибок в самостоятельном разрешении этих вопросов на местах. Ответственный секретарь РК ВКП (б) Хирвонен ЦГА КАССР, ф. 721, оп. 17, д. 74, л. 36.

Подлинник

Долго боролись они, чтобы семью приняли в колхоз, тяжело жилось, но самым большим ударом было известие о смерти мужа, отца Колкоева Филиппа Трефиловича.

Жизнь шла своим чередом, семья вступили в колхоз, Фёдор закончил Спасогубскую среднюю школу. Пошёл работать инспектором в Спасогубское Роно. Откуда, 14 октября 1940 года, и был призван Петровским районным военным комиссариатом в армию, в качестве стрелка рядового 2 стрелкового полка 298 отдельного зенитного артиллерийского дивизиона. После прохождения обучения в части, ему было присвоено звание сержанта. В своё подчинение он получил отделение в количестве 10 человек. Не долго пришлось прослужить в мирных условиях, началась война. Дивизион получил приказ отправиться на фронт. Первое время страшно было на войне, но не куда не денешься, Родину надо защищать. В боях погибло много уже близких для него друзей, но со временем пришёл опыт ведения боевых действий. Дедушке присвоили звание старшины. И вот пришёл новый приказ о переброске дивизиона на другой участок фронта. Дедушка рассказывал, что их эшелону давали «зелёную улицу». Бойцы не знали станции назначения (не всё солдату положено знать на войне), но по тому, как промелькнули по пути эшелона берёзовые рощицы, окружённые синеватым талым снегом, по тому, как сильнее бередил душу на редких полустанках запах весеннего поля, пробуждающийся степи, поняли многие: их путь лежит на юг. Сформированный в феврале 1942 года 303-й отдельный зенитный артполк направлялся к берегам волжской твердыни: именно там в этот момент решалась судьба Родины, судьба народов мира. Мерно подрагивали на рельсовых стыках зачехлённые зенитки, тихо переговаривались солдаты: вспоминали дом, первые тяжёлые бои.

Было что рассказать новым товарищам и Фёдору Колкоеву: бронепоезд, на котором служил он, был грозой оккупантов в первые дни войны. И потом их зенитно-пулемётная рота с честью вышла из окружения, в боях захватив пленных. Короткий десятидневный отдых в деревне Шижня (близ Беломорска). Москва. И опять в путь, солдат, – к новым боям.

…Станция Самофаловка. Дальше дорога взорвана. Приказано разгружаться. Неожиданно на станцию налетело звено «юнкерсов». Развернувшись, немецкие самолёты со страшным воем пикировали на эшелон. «Нащупали-таки», – в сердцах говорили бойцы. Тревожно загудели паровозы: машинисты, несмотря на яростную бомбёжку, пытались вывести состав из-под огня. Те же, кто успел разгрузиться, вели огонь по врагу. А «юнкерсы», отбомбившись, на бреющем поле стали расстреливать людей.

Так трудно началась фронтовая биография моего дедушки Фёдора Колкоева на Сталинградском рубеже. Так трудно началась она везде в 1942 году у всей 64-й армии. Если говорить о соотношении сил 64-й армии и противника, то к лету 1942 года оно соответственно выглядело так: в людях 34466 – 56000, в орудиях 226 – 558, миномётах 622 – 498, танках 55 – 200. Сложность заключалась ещё и в том, что в большой излучине Дона не были готовы оборонительные рубежи. Под ураганным огнём противника приходилось их создавать: чёрные тучи вражеской авиации, пользуясь господством в воздухе, безнаказанно наносили удары по подходившим советским войскам.

«Такая уж у нас работа, – шутили зенитчики, – встречать врага лицом к огню». Расчёту, которым командовал дедушка, везло. Который месяц Сталинградом, сколько «юнкерсов» сбил их четырёхствольный тяжёлый пулемёт, а бойцам хоть бы что. Так было до августа 1945 года… …Ни эта душная августовская ночь, ни оглушительная тишина, наступившая с синей теменью, не принесли бойцам особого облегчения. Даже ночью, жара стояла такая, что в подземелье плавились свечи. И всё же усталые от страшной военной работы (днём налёты немецких самолётов были почти беспрерывными) зенитчики пытались вздремнуть, укладываясь здесь же, у орудий. Они недавно заступили на оборонительный рубеж, и короткий отдых в ближнем тылу теперь будет не скоро. Да и будет ли отдых?..

– Ничего, хлопцы, живы будем – не умрём, – балагурил самый молодой из их расчёта Виктор Косаткин, – я же с-под этих мест. Все станицы на перечёт знаю. Не переваривает здешняя земля чужаков. Вот увидите, скоро попрём фрицев. Зря, думаете, здесь такую «кашу» заварили?

– Слушай, а ты про кашу-то не зря вспомнил, – кухня на подходе, возьми-ка котелки и вперёд.

– А что, я мигом, – отозвался Виктор.

– Пойдём вместе, – вступил в разговор Фёдор, – вдвоём больше воды принесём.

Сдружились – привыкли помогать друг другу. Просто не на земле братства сильнее фронтового. И сейчас, бережно передавая из рук в руки котелок с тёплой невкусной водой (на рубеж раз в сутки, ночью, привозили питание), они шутили, дружелюбно посмеивались друг над другом. Все ждали рассвета…

Едва порозовел горизонт, над позициями наших войск повисла «рама». Так зенитчики окрестили фашистский бронированный воздушный разведчик. Этот самолёт был практически неуязвим для зенитных пулемётов и мог спокойно наводить вражескую авиацию на наши огневые точки. «Сейчас начнётся…» – красные от бессонницы глаза командира нашарили биноклем чёрные точечки. Они, приближаясь, увеличивались. Гул вражеских бомбардировщиков становился всё отчётливее. И вот первая лавина их сбросила свой смертоносный груз на наши рубежи. Дыбилась земля. Скрежетали исковерканные взрывами орудия. Умирали люди. Падали и взрывались вражеские самолёты. И трудно было понять, очередь какого зенитного расчёта была в ту минуту самой меткой. Между небом и землёй всё смешалось в сплошном огне.

…Солнце падало, неистово, не поземному кружась. Это первое, что увидел дедушка, очнувшись. А потом лица друзей: Иван Иванович, Федя Нефедов, Серёга Соловьёв. Они, такие до боли близкие, живые, бережно несли своего товарища к санитарной машине. Контузия была серьёзной, но от тылового госпиталя командир расчёта отказался. Да и не мог он, коммунист Фёдор Колкоев, в трудную минуту оставить своих товарищей.

– Осенью, конечно, легче стало, – рассказывал дед. – Пополнение шло днём и ночью. Да и у немца, видно, кишка ослабела. Порой вместо бомб сбрасывали с самолётов пустые бочки, колёса. А 19 ноября как пошли наши в наступление, так и не останавливались до весны сорок пятого. Войну дедушка закончил в Варшаве. Награждён медалями: «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией».

Военный билет и книжки о медалях: