Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны. Медальон из прошлого
Эта история случилась через двенадцать лет после войны.
В музее обороны Царицина - Сталинграда хранилась записка из солдатского медальона, воскресившая память о том страшном дне, когда оборвались жизни тысяч мирых жителей города на Волге.В записке было написано: "Сегодня, 23 августа, ведём ожесточённую борьбу с проклятым фашизмом. Если меня убьют, то пусть Родина знает, что я погиб за исторический город Сталинград...
23 августа сорок второго... Его потом все назовут чёрным днём Сталинграда. Сотни вражеских самолётов за несколько часов обрушили на почти полумиллионный город бомбовый удар гигантской силы. Они сделали свыше двух тысяч самолёто-вылетов, зажгли Сталинград со всех сторон. Именно тогда гитлеровские танки прорвались к его окраине, вышли почти к самой Волге, севернее тракторного завода, и здесь велись самые кровопролитные бои.Казалось, что там бился "с проклятым фашизмом" и погиб солдат, написавший записку. Она была живой весточкой из того тяжёлого фронтового лета. Крохотный и пожелтевший от времени клочок бумаги, торопливые слова. Рядом с запиской - плоский солдатский медальон из белой жести. Сколько находили таких, когда хоронили убитых бойцов. И во всех были адреса семей погибших, куда потом отправлялись похоронки. А в этом адреса не было: лежала лишь записка.Этот клочок бумаги прочли тысячи посетителей музея. Его называли там "запиской солдата Сталинграда".В книгах отзывов посетители музея писали: "Солдату Сталинграда Ивану Шестовских, павшему за нас. Клянёмся быть верными своему долгу, как был верен ему ты.Сержант Кольцов, ефрейторы: Сапожников, Шакимов, рядовые: Грач, Сальников, Бердыев, Симдякин".Научные сотрудники музея стали разыскивать сведения об авторе записки. Все считали, что он погиб... Через военный архив установили, откуда он призывался в армию, и написали туда: авось, найдётся кто-то из родных. И вдруг откликнулся сам Шестовских. Из города Ирбита.Через некоторое время в Ирбите побывал корреспондент газеты "Правда" Владимир Ерёмин. Его встретил невысокий и по-уральски коренастый, крепкий в кости человек. Ему тогда было немногим за тридцать. Он сильно приподал на раненую ногу - память о Сталинграде.
- Конечно, - расказал Иван Константинович, - мог и погибнуть. Бои на южных подступах к Сталинграду были жесточайшие. Помню, почти месяц сдерживали наступление врага, а в середине августа на наши позиции пошли танки. Лезли они ошалело. Особенно тяжёлыми были последние три дня перед окружением. Бои шли и днём, и ночью, но мы свои позиции держали, хотя уже и не было сплошного фронта...
Слышим, пальба уже идёт за нашими флангами, и где-то сзади. А приказа отходить нет. Да и связь со штабом полка оборвалась.
В нашем взводе осталось всего несколько человек, а в роте - чуть больше десятка...
Хоть и дорог каждый человек, но командир роты Максимов ещё раз послал на КП полка связного. Дойдёт ли? а если дойдёт, то сумеет ли вернутся? ушёл он перед рассветом, в самое безопасное время. Война не война, а без сна не обойдёшся: на рассвете сон всех валит. А уже наступил этот день. для нас он тоже был таким же чёрным, только начался раньше. На город самолёты пошли во второй половине дня, а у нас всё с утра закрутилось. Да так, что уже и не поймёшь, то ли всё тот день бесконечный продолжается, то ли ночь наступила. Танки прорвались через наши позиции, а мы в одиночных окопах с их автоматчиками ваюем.
У нас тогда все в один узел связалось - и наши бои в окружении, и то, что там, под бомбами, в огне гибнет Сталинград.
Помню, во время затишья перед очередной атакой мы вчетвером собрались в одной траншее. Наш командир Максимов и мы, трое курсантов, - Михаил Мясников (он был с Кубани), москвич Глухов и я. Собрались и решили держатся друг друга и, конечно, стоять до последнего. Молча глядели туда, в сторону города. Ведь у каждого где-то семья, а там гибнут чьи-то матери, братья, дети...
Говорить друг другу ничего не нада было. Трое из нас коммунисты, а я - кандидат. "Если что, - обращается к нам командир, - то живыми в плен не попадать..." Да мы и сами знаем. И стали мы писать, каждый - своё. На письма времени нет. Я свою записку в медальон вложил... Знаете, каждому бойцу на фронте такие давали, для адреса домашнего...
- Продержались мы до темноты, - продолжил рассказ Иван Константинович.
А ночью пробрался к нам связной с приказом отходить. Никто не верил, что придёт, а он пробрался. Нам за себя стыдно даже стало, что не верили. Небольшого росточка такой, щупленький, а настоящий солдат был!
На прорыв пошли ночью. Паренёк - впереди: он эту дорогу дважды прополз. Мы за ним. И короткими перебежками, и ползком, пока нас не заметили. А как ударили из пулемётов и автоматов, пришлось подниматся и в открытую... Не всем тогда удалось вырватся.
Мне и лейтенанту Максимову повезло, а паренька - связного с нами не оказалось. Сложил там голову... Потом вернулся я домой, на Урал.
Сначала Шестовского направили детишек учить. Потом сам учился в партшколе, а дальше пришлось работать в райисполкоме, Ирбитском горкоме партии. И везде он был беспокойным и увлечённым человеком. Здесь он работал до последнего дня. Смерть догнала его ещё нестарым.
Уходят ветераны войны, и всё меньше остаётся их среди нас. А такие, как коммунист Иван Константинович Шестовских, ушли, к великой нашей печали, до срока, потому что полной мерой приняли на свои плечи ту войну.
